— Любовь подобная той, что была между великим Гете, которому к тому времени было уже за семьдесят, и юной восемнадцатилетней девушкой?.. Так вот, это ювенильная любовь. То есть любовь в безупречно чистом виде, без малейшей примеси чувств, которые вызываются проявлением инстинкта продолжения рода. — Пантелеймон хмыкнул. — Это самородок, сгусток любви. Ведь сама разница в возрасте способствует тому, что возникающее чувство заряжается таким высоким напряжением, что оно сжигает все лишнее. Такой любви никогда не может быть между ровесниками, хотя почему–то принято считать ее эталоном заурядный кобеляж между Ромео и Джульеттой. Чтобы тот не проявился, Шекспир был вынужден умертвить их. Иначе бы ему пришлось описывать, как Ромео очень скоро нашел утешение в объятиях какой–нибудь огородницы Лауры, а Джульетта — приказчика Франческо.
— Если я правильно понимаю, у вас роман с молоденькой девушкой? — спросил Пантелеймон.
— Да, ей девятнадцать. Она выпускница хореографического училища. Виолетта влюблена в меня, я — в нее.
«Она влюблена в твои деньги, старый потаскун», — подумал магистр.
— Но нашему ювенильному счастью, — продолжал старик, — мешает моя жена.
— Вы хотите, чтобы она умерла? — сурово спросил Пантелеймон.
Старик стеснительно кивнул.
— А сколько ей лет?
— Сколько и мне, то есть восемьдесят три.
Пантелеймон с трудом удержался от улыбки: если учесть весенние простуды и перепады давления — очень даже перспективный возраст!
— Мы познакомились в тридцать девятом году, в Москве, на съезде передовиков мясомолочной промышленности. В моей памяти и сейчас жива изумительная атмосфера того волшебного июньского месяца: цвела акация, народ по ночам исчезал пачками, в кулуарах съезда обсуждалась новая котлета Микояна…
— Мне нужна ее фотография, — перебил Пантелеймон деловым тоном.
— Я знал, что понадобится. Пожалуйста. — Протягивает снимок. — Жену зовут Вилена.
Неспешно, чтобы каждое движение успевал дегустировать телохранитель, Уралов достал из ящика стола жменю гвоздей, молоток и обрезок доски; прихватил фотографию по углам. Нараспев, заглядывая в шпаргалку, занудил:
Тук, тук, тук,
Забьем мы гроба крышку.
Тук, тук, тук,
Прощай, постылая жена.
Перешел на скороговорку:
— О, прислужники Смерти Адонай, Иеве и Зебаот. О, превысший отец, творец неба и земли, четырех элементов и высших духов, заклинаю тебя: забери на небо Вилену.
И вновь занудил:
Тук, тук, тук,
Забьем мы гроба крышку,
Тук, тук, тук,
Прощай, Вилена.
