(Художественная версия рассказа Шона Бриттена случайной подружке через неделю после трагедии.)
Смирницкая работала в гомеопатической аптеке. Женщина и сейчас достаточно интересная, она не вышла замуж и не завела детей. Вероятно потому, что, учась в «долгоиграющем» мединституте, немного с этим делом затянула, а затем окружающие, словно сговорившись, начали придавать данному обстоятельству слишком большое значение и стали преследовать ее сочувствием, советами и наставлениями. Чем женихов успешно распугали, а ее для надежности, как модно сейчас выражаться, запрограммировали на безбрачие.
Следовательно, нужно учитывать, что жениться или выходить замуж лучше без болельщиков, особенно если в их качестве лукавая прекрасная половина человечества; как и рыбалка, это занятие достаточно интимное.
Сын Сбруевичей Сидор и так не был обделен вниманием — родители, две бабушки, дедушка, а тут ревностно служить ему стала еще и тетушка. Со своим «нерастраченным запасом любви». Отцу с матерью даже не пришлось ни разу вести отрока в цирк — эту почетную обязанность выторговала Яна Николаевна.
Так что отношения Кшиштофа Фелициановича с двоюродной сестрой выглядели довольно странно — через призму общения Яны Николаевны с сыном. Поэтому Смирницкая могла часами рассказывать о Сидоре и ограничивать рассказ о брате какими–то плоскими схемами и уже известными Прищепкину фактами: Сбруевич–старший ее не интересовал. Для детектива это было в порядке вещей — старые девы редко не свихиваются. В общем, информацию о брате у Смирницкой удавалось вытянуть только в привычных для нее сверхмалых, гомеопатических дозах.
В частности, что у Кшиштофа Фелициановича были очень плохие руки — за что ни брался, все превращалось в лом. Ева Леопольдовна предпочла об этом умалчивать, но даже заменить лампочку ей приходилось упрашивать мужа месяцами. Ни починить розетку, ни забить гвоздь сам председатель был не в состоянии, вечно приходилось нанимать каких–то алкашей. По этой причине у Сбруевичей никогда не было ни дачи, ни машины. Кшиштоф Фелицианович не умел приготовить себе даже яичницу и без мелочного опекунства жены наверняка бы за несколько месяцев превратился в какого–нибудь грызуна или суслика.
Зато честней его в мире действительно человека не было. Однако дело было не в изначальной чистоте его души, а скорее в особенностях психики, которая просто не брала на себя «греховных нагрузок» и нуждалась в регулярных очистительных процедурах. Например, никто ведь не вынуждал его каяться в тогдашнем грехопадении со знатной коневодкой, другой бы на его месте через неделю вообще забыл. А Кшиштоф Фелицианович, помаявшись с месяц, Еве Леопольдовне все и выложил.
