— Красивая шкатулка, — сказала я. Я слышала собственный голос как бы со стороны, голос был чужой, будто каждое произнесенное в этой комнате слово приобретало свое, особое звучание.
— Вы в таких вещах разбираетесь? — спросила девочка. Обернувшись, она поставила передо мной чашку чая. Засмеялась. — Мама говорит, что это антиквариат. У нас таких вещей много. — Она обвела комнату рукой. — Вот, смотрите.
Мне было незачем смотреть. Я знала, что она имеет в виду. Еще ребенком я, бывало, тянулась за яблоком, лежавшим на этой оловянной тарелке.
— Они у нас постоянно в ходу. Мы даже ели с тарелок, которые теперь на стене висят. Я так хотела, но оказалось, ничего особенного в этом нет.
Я нашла на краю скатерти прожженное место. Девочка вопросительно поглядела на меня.
— Да, — сказала я, — к красивым вещам, которые есть дома, обычно привыкаешь и перестаешь их толком замечать. Спохватываешься, только когда что-нибудь пропадает, или отдано в починку, либо, к примеру, взаймы, — чужим голосом продолжала я. — Помню, мама однажды попросила меня помочь ей почистить серебро. Это было давным-давно, наверное, я не знала, куда себя девать от скуки, а может быть, осталась дома, потому что была нездорова, но раньше мама никогда меня об этом не просила. Я только поинтересовалась, о каком серебре она говорит, и она удивленно ответила: "Конечно же, о ложках, вилках и ножах, которыми мы едим". А мне-то даже и в голову не приходило, что приборы, которыми мы ежедневно пользуемся, из серебра.
Девочка опять засмеялась.
— Держу пари, что и тебе это в голову не приходило, — сказала я, пристально глядя на нее.
— Которыми мы едим? — спросила она.
— Ну да, — сказала я, — ты знаешь, что они серебряные?
Девочка заколебалась. Подбежала к буфету, хотела выдвинуть один из ящиков.
— Сейчас погляжу, — сказала она. — Они лежат здесь.
Я вскочила.
— Совсем забыла, уже поздно. Мне пора на поезд.
Она стояла, держась за ящик.
— Но ведь вы хотели дождаться маму.
— Не могу, — сказала я. — Тороплюсь.
Я пошла к двери. Девочка выдвинула ящик.
— Я сама найду дорогу, — сказала я. Уже в передней я услышала звяканье ложек и вилок.
На углу улицы висела табличка: "Марконистраат". Я была в доме сорок шесть. Адрес был точный. Но теперь мне уже не хотелось хранить его в памяти. Я никогда больше туда не пойду, потому что вещи, в воспоминаниях связанные с прежней, счастливой жизнью, мгновенно теряют всякую ценность, когда находишь их в чужой обстановке, вырванными из привычной среды. Да и куда я с ними денусь в наемной комнатушке, где на окнах еще висели обрывки бумаги для затемнения, а в узком ящике стола едва хватало места для одного-единственного столового прибора, кстати стального?
