— Сегодня можно, — решил отец.
— Хочешь, пришью по-быстрому? — предложила я. — Сделаю, как надо.
— Нет, — сказал Дав, — дайте мне хотя бы сегодня еще побыть самим собой.
Когда он открыл калитку и вышел на улицу, мы все впятером удивленно смотрели ему вслед, как будто видели в нем что-то совершенно необыкновенное.
Брат внимательно рассматривал маленькую бутылочку — простой аптекарский пузырек, — которую держал в руках. В ней была коричневая жидкость.
— Ты болен? — спросила я.
— Нет, — отвечал он, — с чего ты взяла?
— А вот у тебя какое-то лекарство.
— Это на завтра, — объяснил он.
— От… от нервов? — опять спросила я.
— Нет, от другого, — ответил он.
— Это опасно? — спросила Лотта.
— Может быть. — Он откупорил пузырек и понюхал.
— Оно тебе поможет? — спросила она.
— Кто бы знал… — сказал Дав и, сунув пузырек в карман, вышел в сад, поднял маленький камешек с гравийной дорожки, швырнул его через ограду. Я пошла за ним в сад, потому что там стоял под зонтиком мой шезлонг. Мне пока не разрешали бывать на солнце. Самое большее — открыть ноги. Я переставила шезлонг так, чтобы освещались только ноги.
— Как долго все это тянется, правда? — сказала я Даву, который стоял спиной ко мне и молча смотрел перед собой.
— Что долго тянется? — спросил он.
— Да моя болезнь, — ответила я. — Надоело валяться.
— Будь довольна, что тебе стало лучше.
— Ты заболеешь от этого? — спросила я.
— От чего?
— Ну… от лекарства, — нерешительно сказала я.
Он пожал плечами.
— Может, и заболею, — сказал он, — только деваться некуда.
Он повернулся и ушел в дом.
На следующий день они с отцом — как и все мужчины-евреи Амерсфорта — должны были явиться на комиссию по отбору людей для отправки в трудовые лагеря. Отец надеялся, что его признают негодным. У него была кожная сыпь, которая за последние дни сильно увеличилась. «Вот увидите, меня не возьмут», — уверял он. По-моему, он принимал какие-то меры, чтоб болезнь обострилась. Дав тоже искал способ не попасть в трудовой лагерь. Как только стало известно о трудовой повинности, он обошел знакомых и через несколько дней сообщил нам, что достал нужное средство. Вначале я не поняла, какое отношение к этому имеет небольшая аптечная бутылочка. Мне казалось, что лекарства могут только возвращать здоровье.
Из комнаты Дава донеслись звуки скрипки. Давно я не слышала, как играет брат. Я приподнялась в шезлонге и заглянула в окно. Он стоял посреди комнаты и импровизировал чардаш. Лотта сидела и смотрела на него. Дав слегка наклонил голову вперед, так что волосы упали на лицо. Видно было только, как пальцы скользили но струнам. Я снова улеглась в шезлонг и стала слушать игру, но внезапно музыка оборвалась, а немного погодя хлопнула крышка скрипичного футляра.
