Волосы ее были собраны на голове короной и удерживались они не золотыми булавками и драгоценными камнями, как у большинства других женщин, а тонким золотым обручем с кусочком янтаря надо лбом, тоже сделанным в виде колоса.
Я был потрясен, я даже не мог ответить ей, не мог найти слов, так как мысли мои рассеивались, как безумные, страшное возбуждение охватило меня.
Она улыбнулась и ее улыбка была такой, что только усилие воли удержало меня на месте. Я еле сдержался, чтобы не прижать ее к себе.
Ее глаза не менялись, теперь в них было удивление. Нет, больше, чем удивление, я видел, что она поняла мое состояние, поняла, что я совсем чужой и только колдовство принесло меня сюда, усадило между ними.
Теперь я уже не мог двинуться с места, хотя мне безумно хотелось вскочить и бежать. Эти янтарные глаза держали меня. Она подняла руки и стиснула кулон у горла. Я ждал ее гнева, ждал, что она громогласно объявит всем, что я враг, непрошенный пришелец, чужой — вор, который хотел забрать то, что не принадлежит ему.
Но она просто рассматривала меня. Теперь в ее глазах было ожидание. Пальцы ее, которые касались моей руки, двинулись и сжали мою кисть так, что мне, чтобы вырваться, пришлось бы приложить все силы. Я с трудом поверил бы, что женщина может так сильно сжать руку.
Она заговорила и я снова четко расслышал ее слова сквозь царивший гам. Она приказала и я не смог ослушаться.
— Пей!
Рядом стоял кубок. Так как она держала мою правую руку, мне пришлось поднять его левой рукой. Этот кубок был сделан из черного дерева, что показалось мне весьма странным здесь, где царили богатство и роскошь. На кубке была вырезана голова человека — или кого-то весьма близкого человеку. Глаза были скошены и это, в сочетании с причудливым изгибом губ и острым подбородком, придавало лицу крайне своеобразное выражение. На голове красовалась корона, выполненная в виде изогнутых оленьих рогов. Кубок был полон до краев и когда я поднял его, вино, булькая, полилось через край. Но делать было нечего и я выпил.
Жидкость была холодной, хотя я почему-то считал, что она очень горячая. Но когда она проникла в мой желудок, по всему телу разлилось тепло — и даже что-то большее. Она зажгла мою кровь, обострила восприятие, усилило желания.
Я пил и смотрел поверх края кубка на свою соседку. Я видел ее медленную выжидающую улыбку. Затем она усмехнулась. Пальцы правой руки все еще сжимали кулон между роскошных грудей, которые казалось сами вылезали из платья, желая похвастаться своей упругостью, своей формой.
