Луна была очень яркой и лучи ее делали камни серебряными, или угольно черными, если на них падала тень. Я убрал руки от ушей. Ночь была настолько спокойной и тихой, что я мог слышать слова, которые еле слышно произносила Гатея на незнакомом мне языке. Я отошел от нее и снова оглянулся на каменные круги. Они были очень далеко, а между тем женщины были гораздо ближе. Камни теперь снова стали просто камнями, выстроенными определенным образом с неизвестной мне целью. Вечерние певцы исчезли. Только луна висела над нами, да Гру прижимался к Гатее с мурлыканьем более громким, чем ее шепот.
— Опять твои ловушки? — спросил я, стараясь казаться невозмутимым.
— Не моя ловушка. — Тон ее был легкий. Мне показалось, что я увидел тень возбуждения на ее освещенном луной лице. Сирены… да… они заманивали. — Она раскинула руки. — Сколько здесь чудес? Кто сотворил эти заклинания, это колдовство? Сколько же они должны знать? Насколько больше нас, которые считают свои жалкие знания великими? — Она задавала эти вопросы не мне, а самой ночи. Она вела себя так, как будто подошла к заставленному яствами столу и теперь не может выбрать, с чего ей начать, какое блюдо самое вкусное.
Может потому, что она уже имела кое-какие знания, выходящие за пределы наших обычаев и законов, для нее эта страна была действительно страной загадочных чудес. Но для меня все было наоборот. Однако помимо беспокойства, настороженности, опасений, во мне зрели семена любопытства.
Ночь больше не принесла нам звуков и Гатея послала Гру сторожить нас, заверив меня, что он определит любую опасность гораздо лучше и надежнее, чем самый бдительный человек. Я был вынужден согласиться, что именно он спас меня в первый раз, а возможно и во второй раз вместе с ней. Итак я уснул, и если что мне и снилось, то после пробуждения ничего не осталось в моей памяти. Солнце уже раскинуло свои лучи по небу.
Гатея сидела, скрестив ноги, спиной к солнцу и долинам, где поселялись наши люди. Голова ее была поднята вверх, как будто она изучала страну, лежащую впереди, и по ее напряженным плечам я прочел в ней настороженность охотника, нашедшего свежий след.
Под солнцем земля казалась еще более пустынной, чем ночью, когда луна заливала ее серебряным светом. Впереди, насколько хватало глаза, расстилалась каменная пустыня. Однако я был рад, что впереди нет настоящих камней, кроме тех, что поставила сама природа и она же отполировала их, долгие годы обдувая песчаными ветрами.
