— Ну, вот и все. — Он завернул тарелку в грязную тряпицу, опустил в саквояж, следом упрятав в его недра хирургическую ложку и подобранный с пола комок.
Взял откупоренный бутыль, чуть подмочил уже новую, изъятую из кармана ветошку, аккуратно обработал резец по контуру. Крови, как я вскоре заметил по платку, было немного, а значит рана должна забыться быстро. После лекарь щедро перевязал плечо. Правда, раздевать меня никто не стремился и бинт пришлось накладывать прямо на рубашку, чуть приспустив плащ. Смотрелось это весьма аляповато, но рассчитывать на нечто более ухоженное не приходилось. Главная забота — обезопасить рану от заразы, причем наскоро, посему каким-то косметическим моментам лекарь, само собой, внимания не уделял.
— А вы сильны, молодой человек. Даже прижигать не нужно. Эк лихо оно у вас все подзатянулось. Такими темпами плечо меньше чем через седмицу как новенькое сделается, надо лишь ухаживать правильно, делать перевязки, обрабатывать… — лекарь хотел было продолжить свои наставления, но вдруг осекся.
Опекавший меня верзила кивнул ему на дверь, неучтиво указывая немедленно удалиться. Хирург, не решившись говорить наперекор, спешно встал, едва заметно кланяясь моей понурой голове, и проговорив: «ну, бывай, милсдарь» схватил саквояж и заторопился прочь.
Я по-прежнему не удосуживался поднять на него глаз, хотя кто знает, что могло со мной произойти, если бы этот человек вовремя не сделал своего дела. Когда же я нашел в себе силы задрать голову, целитель уже скрылся за дверью каталажки, впуская внутрь другого, желавшего мне явно меньшего здравия посетителя.
Послышалось бряцание и клацанье запираемого замка, а после, обойдя меня по правой стороне, гремя латами и связками ключей, напротив присел капитан стражи. Пододвинув стул поближе, наверное, дабы иметь возможность лучше разглядеть мою изнуренную физиономию, он сложил переплетенные пальцами руки на столешницу и начал:
— Итак. Я не намерен ходить вокруг да около, поэтому выпивки тебе не предлагаю и о личине не расспрашиваю. Скажи мне только, где она?
— Где кто? — с трудом расцепив ссохшиеся губы, начал играть в дурачка я, хотя голос в тяжелой голове и призывал меня не ломать комедию.
Переведя взор на сурово стоявшего у стены стражника, капитан вновь издал один из своих многозначительных кивков. Не церемонясь, детина вознес кулак-гирю и с душой саданул мне по лицу. Я, не ожидая настолько крепкого удара, едва не перевалился со стула набок.
