Однажды она отправилась на его поиски к какой-то красотке (на деле оказавшейся уродиной с ногами дистрофичного муравья!), вооружившись двумя кухонными ножами: один — для него, другой — для нее. И пока она ехала, подгоняемая оплеухами утра, она предвкушала вид теплой истерзанной плоти, вываливающихся внутренностей, реки крови, что прольются на рукотворный алтарь ее бессонных ночей. Но вот он вышел из любовного логова, такой спокойный и уверенный в себе, как сказочный принц, и, увидев его, она не осмелилась нанести удар. Они уехали, вдвоем, не произнеся ни слова, вновь став соучастниками в этой сдержанной (отложенной?) жестокости их бесконечного поединка… Для него это происшествие стало всего лишь эпизодом в повседневности жизни, гримасой судьбы, после которой тонкий фарфор их чувств должен был срастись, как срастается сломанная кость. Для нее это было начало гангрены. С этого часа у нее не осталось больше сил разыскивать его среди многочисленных тошнотворных женских задниц… Ей захотелось впасть в спячку. Внезапный прилив гордости заставил ее броситься в ванную.
Вода текла по телу, смешиваясь с капельками слез. Прохладная влага освежала пылающее лицо, а нежность падающих струй легонько массировала макушку. Окруженная сладким покоем, который дарила вода, она позволила своему телу уплыть по воле волн в туманные дали. Вода текла, а она превращалась то в изящный флакон, то в дивную амфору, то в вытянутую бутыль, чтобы впитать влагу всеми порами. Вокруг нее бурлила река, а она вдыхала волшебный запах плодов гуайявы[13], карамболи, водяных яблок. Вода стекала с головы, обегая изгибы рук, собираясь в ложбинке бедер, в темнеющей дельте женского естества. Она обратилась к Эрзули, гаитянской богине любви, моля развеять свои страдания. Вода текла, и рука женщины легла на влажный бутон меж ее ног. Вначале полюби себя, прошептала Эрзули. Но как любить себя рядом с мужчиной, который рисует ее жизнь, окуная кисть в краску неверности?
Прошлое предстало галереей фресок, на которых можно было рассмотреть изображение женщин, чьи лица сменяли друг друга, как будто множась в зеркальных отражениях. На загроможденном чердаке ее памяти хранились образы африканок с жадными и насмешливыми глазами, с телами, горящими, как саванна в огне; индианок, купающихся в живом пламени сари; притворно застенчивых китаянок, семенящие шажочки которых обещали наслаждение… Он познал женщин с асимметричной грудью, обольстительных коллег по работе, бросавших его и возвращавшихся вновь, не способных справиться со своими похотливыми капризами, американок, млевших от удовольствия; туристок, приезжавших на Карибы… Сколько раз она чувствовала, что появилась очередная соперница, лица которой не знала…
