- Потерпите. Всё наладится. Какой-то побочный эффект.
- Раньше было такое?
Она смотрит на экран монитора.
- Не знаю. Вы первый человек, а у животных не спросишь. Никто не додумался проводить у обезьян цветовые тесты. Но двигались они нормально. Даже лучше, чем раньше.
- Думаете, сознание мешает? Сознание – бич человечества.
- Не знаю. Фазиля, возьми кровь.
Медсестра тянет шприцом содержимое вены. Я смотрю на розовую жидкость, тягучую и склизкую как сопли.
- Скоро я совсем без крови останусь.
- Не волнуйтесь. Всё будет хорошо.
- Да, хорошо. Всё будет хорошо.
Я замолчал. Мысли приобрели объём и цвет. Я зачарованно смотрю на образы в мозгу. Я думаю «Всё будет хорошо». Эти слова похожи на пальму и песок на северном полюсе.
Чаграй не осматривает меня. Его лаборатория вся жужжит и мерцает от многочисленных приборов. Меня усаживают в кресло, накрывают стеклянным колпаком. Я по-прежнему обнажён. Когда я был подростком, мы с тёткой поехали на море. В небольшой бухте спрятался нудисткий пляж. Я подсматривал, но так и не решился раздеться и присоединиться к ним, чтобы посмотреть на голых женщин поближе. Подозревал, что с непривычки по мне сразу будет заметен живейший интерес к женским телам. Если бы я знал будущее, не был бы таким стеснительным. Но учёные даже не замечают мою наготу. Вряд ли они вообще подозревают, что я человек.
На меня струится невидимый свет. Но я его вижу. Он бесцветный, но с чёрным оттенком. Я приглядываюсь. Это маленькие чёрные точки в зелёном свете. Они пронзают меня. Рассыпаются по всему телу.
- Мне неприятно, - говорю я.
- Помолчите, - говорит Чаграй. Густые чёрные брови хмурятся. - Вы мне мешаете.
Он стоит перед дисплеем, жмёт на кнопки. Чёрные точки исчезают, свет становится сине-мёрзлым. Кожа синеет, потом краснеет, снова синеет. Свет обретает плотность, колючими иглами вонзается в кожу. Такими тонкими, что это даже незаметно. Но всё тело словно распыляется на тысячи кусочков. Я открываю рот в крике, но звук остаётся внутри. Меня никто не слышит.
Я лежу «дома» на кровати. Свет отключили, значит, ночь. Полная, непроглядная. Здесь нет дополнительных источников освещения. Если я спущу ноги на пол, стены начнут мерцать слабым сиянием. Но мне не нужен свет. Только отдых. Я даже рад темноте.
Усталость навалилась на меня тонной мягкого пуха. Не от опытов. От мельтешения чувств. Только так, с закрытыми глазами создаётся видимость покоя. Я отдыхаю от собственного тела, от собственной психики. Приятная чернота перед глазами. Начинаю засыпать.
