Накатавшись, Олежка запросил еще сока и тортика, а я предложила встречный план:
купить тортика с собой и съесть его дома после супа. На том и сговорились. Я попрощалась с Константином, поблагодарив его за чудесный букет и компанию, еще раз заглянула в зал:
народу ощутимо прибыло, найти в этой толпе Ксению Петровну было нереально, да и отвлекать ее не по делу, наверное, не стоило. Так что я взяла Олежку за руку, и мы развернулись к выходу.
В самых дверях неловко столкнулась с каким-то мужчиной. Извинилась, он кивнул было, но тут же впившись в мое лицо взглядом, спросил:
— Андреева? Марина?
Узнавание полыхнуло в мозгу даже не вспышкой, а ударом молнии. Никита. Первая, мать его, Маринина любовь.
— Я вас не знаю, — торопливо ответила я. — Видимо, вы обознались.
Прозвучало глупее некуда, но я уже проскользнула мимо, напиравшая толпа оттерла нас, я заметила подъезжавший к остановке автобус, подхватила Олежку на руки и побежала.
Водитель нас подождал, я выдохнула: «Спасибо!» — и без сил опустилась на сиденье. И только теперь подумала, что встреча странная: Марина ведь училась не в Новониколаевске.
Хотя какая разница, в самом деле! Вот уж с кем я не собиралась «возобновлять» знакомство.
Олежка едва доел обед и тут же заснул: умаялся. А я пила чай и смотрела на букет.
Поставить пришлось в литровую банку, но все равно смотрелся он волшебно. Да ладно, что еще за «все равно», просто волшебно! От его вида хотелось петь, а может даже, немножко танцевать — с Константином. Я вспоминала его улыбку и пристальный взгляд и пыталась представить, какой он видит меня. Хрупкая миниатюрная блондинка в строгом трауре.
Двадцать три года, ну ладно, почти двадцать четыре уже, но и сыну почти пять.
Легкомысленная глупышка? Не хотелось бы, но я и веду себя сейчас вовсе не легкомысленно. Может, решил, что выросла и поумнела, жизнь ума вложила? На самом-то деле так оно и есть, вот только ум мой — из другой жизни. Мне ведь не двадцать три, а шестьдесят три. Парадокс — наверное, этот серьезный и вроде как очень даже положительный мужчина считает слишком юной меня, а мне он кажется почти мальчишкой.
Олежку я быстро приняла всей душой как родного сына, не пора ли и себя принять вот такой — почти девочкой, юной и хрупкой, нуждающейся в надежном мужчине рядом?
Поднимаясь наверх отдохнуть, я забрала букет с собой и поставила в спальне на подоконник. Всего-то букет, но что-то неуловимо изменилось. Почему-то я была уверена, что теперь мне перестанет ночами чудиться Макс.
