В стены были вделаны кольца для цепей. Такие же кольца были прикреплены и к столу. Инструментов для убеждения неразговорчивых клиентов сейчас тут не было. Видимо любопытствующие приносят их с собой.
От моей ноги к кольцу, вделанному в стену, тянулась довольно длинная и тяжелая цепь. Она позволяла мне передвигаться почти по всей камере, и даже подходить к дверям, но подвижность ограничивала очень существенно.
Мысли текли лениво. Размышлять было особо уже и не о чем. Все возможные варианты действий я уже прикинул, а больше до встречи с Марианной делать было нечего. Там станет всё окончательно ясно и тогда появится новая пища для размышления.
Я торчал в одиночестве уже шестой день, если не считать немого лохматого мужика, который раз в день приносил мне горшок с кашей, хлеб и воду. За эти дни я еще сильнее оброс, обтрепался и уже не реагировал так остро на вонь из бадьи куда ходил и по малому, и по большому: выносил бадью тот же глухонемой мужик, но конечно не каждый день, а по мере наполнения. Поэтому, когда вдруг в неурочное время, заскрипев, распахнулась дверь, и ввалившийся глухонемой, шустро схватив еще даже и до половины не наполнившуюся бадью, поволок ее к выходу, я был заинтригован. Но когда вошедшие вслед за ним четверо стражников с цепями в руках начали пристегивать мои руки и ноги к кольцам, вделанным в стены, всё стало кристально ясно: похоже, планировался визит высокопоставленной особы.
Приковав меня, стражники гурьбой выскочили из камеры. Мужик с бадьей так и не вернулся, и я снова остался один, но теперь уже моя подвижность была резко отграничена. Я еще мог присесть и прижать руки к телу, но свести их вместе уже не мог.
Потянулось время. И никто вопреки моей надежде не спешил прийти и нарушить мое вновь обретенное одиночество.
Я сидел, привалившись к каменной стене камеры и даже начал уже задремывать, несмотря на совершенное неудобство моего положения. Хотя ничего особенно удивительного в моей сонливости не было. Просто так, мой организм реагировал на скудную кормежку, холод в камере и пытался сэкономить калории, постоянно пребывая в полусонном состоянии и дрожа то мелкой, то крупной дрожью, пытаясь согреться даже во сне.
Очевидно, на какое-то время я провалился в более глубокий сон. И когда я очнулся, то ощутил, что правая щека у меня горит огнем. Я открыл глаза. Передо мной стояла женщина и прищурившись разглядывала меня. Увидев, что я открыл глаза, она велела.
