Лосев молчит, и видно, что сон его одолевает по-страшному. Он не опускает руку с левого рычага, чтоб трактор не сполз в борозду, нога на педали сцепления — всё вроде правильно, но голова его, как игрушечная, болтается на длинной шее.
От гула балдеешь. Может, это только с непривычки, но кажется, что ты уже не человек, а карасик в стеклянной банке и рядом грохочет отбойный молоток.
«Собаки, наверное, уже добрались, — думает Юрка, — дрыхнут в клубе. А может, Тамарка концерт дает прощальный. Умора была, как они чемоданы тащили. Кантовали небось, пока машина не подошла. А ведь так и не заехали. На принцип пошли — раз не с нами, так бог с тобой. Это хорошо, что не заехали. Разве устоишь, если карета подана? Утром на „хозяйке“ доберусь».
А Лосев уснул. Загонка кончилась нужно разворачиваться, а он сопит только. Юрка наваливается на него, хватает рычаг, Лосев испуганно вздрагивает и просыпается.
Снова вышли на борозду. Лосев смешно мотает головой, стряхивает сон.
— Может, поговорим? — спрашивает Юрка, но Лосев не слышит.
Юрка толкает его в бок и кричит:
— Зовут-то тебя как?
— А? — откликается Лосев и подставляет ухо.
— Зовут, говорю, как? — орет Юрка, но Лосев опять не расслышал. Юрка машет рукой — толкуй с тобой...
Лосев бурчит что-то — это видно по губам. Песню, может, поет. Не спит. И Юрка закрывает глаза. Гул сразу становится глуше, все тише и тише, как будто банку с карасиком медленно поднимают вверх от этого проклятого молотка, и вот он уже еле слышно, как кузнечик, трещит внизу.
«Сплю, — понимает Юрка. — Ну, еще минутку. Считаю до десяти — раз, два... — но дальше цифры не вспоминаются. — Раз, два, — снова считает Юрка, — восемь, девять, десять».
Он открывает глаза. Сначала все темно, потом проступают очертания рамы, видна светлая полоса от фар, пробка радиатора. Юрка оглядывается — ничего себе заехали! С обеих сторон вспахано — во заехали!
— Заехали! — кричит Юрка. — Проснись!
Но Лосев спит, и Юрка, отталкивая его сапоги, шарит по полу, отыскивая педаль сцепления, нажимает на какую-то хреновину, и трактор визжит как укушенный.
Потом долго искали — слева и справа — борозду, нашли. Лосев высморкался и уселся поудобнее, а Юрка тотчас уснул, и так крепко, что увидел сон.
Ему приснилось, что он идет по серой утренней улице, заставленной длинными домами без дверей, и редкие прохожие останавливаются и смотрят ему вслед. Он идет почему-то без ботинок, в одних носках, и вся улица смотрит, как носки свисают с ног, как они падают в грязь и взлетают снова. И некуда спрятаться — длинная серая улица с длинными домами без дверей. Он идет под презрительными взглядами каких-то женщин в темных платьях с широкими юбками до земли и каких-то мужчин в сюртуках и лоснящихся цилиндрах, пока дорогу не преграждает чья-то растопыренная пятерня. Верткие руки лезут за пазуху Юркиного замасленного ватника и вытаскивают две алюминиевые ложки.
