Никто не откликнулся. Дождь лупил по плоским грядкам развалившихся картошек. Им этот дождь был как раз.
— Толик, — спросила Тамарка, — а промтоварный у вас до каких?
— А мне в библиотеку! — сообразила Лариса.
— Ты меня на танцы приглашаешь? — приступила к делу Маргошка.
— Всем тихо! — сказала Алла. — Идет только Лида. Купишь сухарей, подушечек — и никаких ананасов!
— Но в библиотеку-то можно? — ныла Лариска.
— Ну да. А потом ищи тебя всю ночь! — не сдавалась Алла.
— Ты не веришь в простых людей! — верещала Маргошка.
— Никаких ананасов, ясно?
— Мы тихо, — пообещал Толик, — не слышны в саду даже шорохи.
— Показывай! — сказала Алла и дернула калитку. Ей тут же пришлось разуться, потому что по тропинке катил желтый, пенящийся ручей.
— Баня топится, — успокоил Толик, — а теща, наверное, корову доит. Кому спинку потереть, записывайтесь!
— А водки в магазине нет! — крикнула с дороги Лидка. Она уже отбежала метров на пятьдесят, словно боялась, что Алла ее остановит. — Может, сладенького купить?
Алла на эту провокацию не среагировала. Она шлепала к баньке в углу участка, труба и правда дымилась. Девочки шли за ней.
— И алкоголичка к тому же, — сказала Тамара. — Теперь я знаю, куда наши деньги летят.
— Ты пока не очень кадрись, — крикнула Маргошка Толику, который остался около машины, — а то я с тобой на танцы не пойду.
— Побежишь! Я ботинки индийские достану, со скрипом!
— А рюкзак где? — спохватилась Алла, когда уже подошли к бане.
— О чем вы только думаете? Толик, сбегай, пожалуйста!
В бане было жарко и так дымно, что щипало глаза, полосы тянулись к маленькому окошку с огрызком стекла, потому что солнце все еще не зашло. Все то ли разомлели, то ли так устали, что не было сил раздеваться — сидели на лавке, и даже говорить не хотелось. Потрескивали угли в печи, где-то далеко играла музыка, истошная баба кричала на дороге: «Мань, Мань, Мань! Где ты ходишь, сука рогатая?»
— Как хотите, — сказала Тамарка, — но с грязными, я спать не лягу. А люстр тут, извините, не повесили.
Она нагнулась, подхватила подол, полезла, раскачиваясь, из сарафана. Грудь мешала ей выбраться, хотя она, схватив подол наперекрест, тянула его так, что где-то трещало.
— А я вот!.. — крикнула Маргошка, выскочив к печке, и дернула полы. Пуговицы проскакивали в петли одна за другой, только самая верхняя застряла, словно так было и задумано, и Маргошка гордо выставила маленькую острую грудку в белом атласном лифчике.
— Алле гоп! — скомандовала она себе и, повернувшись к девчонкам спиной, задвигала руками под сарафаном, и он лег ей между локтей, как хвост, прикрывая чуть переломленную поясницу. — Кто заплатит за большее?
