Многие из них были настоящими фанатами цирка и владельцами сезонных абонементов. Почти каждого из них Барнум знал лично и при каждом подходящем случае задействовал в своих выступлениях. Не оставил он их без внимания и в этот раз.
Для начала Финеас подошел к старухе–барсучихе, которая обычно наблюдала за всем происходящим с каменным выражением лица. При этом свои седовласые ноги она прятала под безразмерными гольфами и под креслом, а руки неизменно покоились на антикварной сумочке, доставшейся ей в наследство от бабушки. Можно было подумать, что в сумочке лежит что–то ценное, но благодаря Барнуму завсегдатаи цирка знали, что ничего кроме калькулятора, дневника из далекой молодости и старых вырезок из журнала «Не люблю готовить» там нет.
Сегодня барсучиха сидела в том же наряде и в той же позе, но с другим выражением лица. Точнее, этих выражений было два: сквозь презрительно–осуждающее то и дело прорывалось торжествующе–ехидное.
— У вас сегодня знаменательный день, Агнесса? — предположил Барнум и сделал очередную затяжку.
Барсучиха ничего не ответила, но сдерживать вырывающийся наружу восторг ей становилось все сложнее.
— У госпожи Агнессы сегодня знаменательный день, — обратился к ничего не понимающим соседям старухи Финеас. — Наконец–то произошло то, ради чего она так долго сюда приходила, — я упал в ее глазах, закурив сигарету в общественном месте. А она ведь давно уже говорила своим подругам, что они слишком хорошего мнения обо мне, что человек просто не может быть порядочным. Нет, конечно, госпожа Агнесса не только для этого покупала сезонный абонемент. Она еще и разные чудеса обожает, так что в цирк ходить не перестанет, а наоборот, будет посещать с еще большим удовольствием. Вот ведь в чем парадокс: законы природы, по ее мнению, нарушать можно, а общественные — нет.
Специально для старухи Барнум сделал еще несколько затяжек и, повернувшись спиной, направился к противоположным рядам. В центре манежа был устроен небольшой бассейн, который приходилось обходить, перемещаясь по арене. Но сегодня Финеас будто не заметил рукотворного водоема, — он пошел прямо по воде, едва касаясь ее поверхности. Зал застыл в изумлении. Даже на галерке было слышно, как выброшенный Барнумом окурок шлепнулся в воду.
— Мафусаил, дружище, рад видеть вас, мой тайный летописец. Хорошенько запоминайте все, что сегодня произойдет, — забывчивости потомки вам не простят, — обратился Финеас к перепуганному скунсу в первом ряду, готовому в любой момент испортить воздух. — Кстати, вы не заметили сегодня ничего необычного, например, эльфийского рыцаря в зале?
