В первой части романа, рисуя столичную светскую среду, Гончаров подвергает острой критике бездушный и холодный аристократизм, ханжество и высокомерие высших дворянско-бюрократических кругов, представленных в романе в образах старого светского жуира Пахотина, эпикурейца-бюрократа Аянова, «великолепной куклы» Беловодовой и др. Гончаров считал, что «большой свет» давно порвал с русскими нравами, русским языком, пропитан эгоизмом и космополитическими настроениями. Жизнь высшего светского общества рассматривается Гончаровым в связи с ненавистной ему обломовщиной. Так Аянов – тот же обломовец, для которого цель жизни – чин тайного советника, спокойная служба с высоким окладом в каком-нибудь ненужном комитете, «а там, волнуйся себе человеческий океан, меняйся век, лети в пучину судьба народов, царства – все пролетит мимо его…» В образе Беловодовой, по словам писателя, представлена «стена великосветской замкнутости, замуровавшейся в фамильных преданиях рода, в приличиях тона, словом в аристократическо-обломовской неподвижности».
Первоначально роман Гончарова назывался «Художник». По признанию самого писателя, главное его внимание было уделено образам Райского, бабушки, Веры. В Райском сам Гончаров видел «сына Обломова», но действующего в другую, переходную эпоху. Именно в этом смысле устанавливал писатель внутреннюю связь между романами «Обрыв» и «Обломов».
Райский – «натура артистическая». Подобно Рудину, «он умом и совестью принял новые животворные семена, – но остатки еще не вымершей обломовщины мешают ему обратить усвоенные понятия в дело…» Райский мечтает о великом искусстве, но «труд упорный ему был тошен». Гончаров прямо связывает последнее обстоятельство с «праздной жизнью почти целого общества», с «обеспеченным существованием» дворянской интеллигенции.
В глубокой мысли писателя о том, что в бесплодии и дилетантизме Райского виновата обломовщина, которая «как гири на ногах тянет назад», нельзя не усмотреть влияния добролюбовской критики лишних людей с их барски-маниловским отношением к труду, к искусству.
Райский оказался в искусстве и науке одним из тех неудачников, которые «верили в талант без труда и хотели отделываться от последнего, увлекаясь только успехами и наслаждениями искусства». Но «серьезное искусство, как и всякое серьезное дело, требует всей жизни», – замечает Гончаров, воспитавшийся на критических заветах Белинского.
Гончаров сам указывал на исторически типическое значение Райского, как представителя дворянско-либеральной интеллигенции 40-х годов. «Я ставил неоднократно в кожу Райского своих приятелей из кружков 40–50 и 60-х гг., – пишет Гончаров. – Как многие подходили к этому типу». Эстетство, понимание искусства, присущие Райскому, характерны для таких литераторов дворянско-либерального лагеря, как Боткин, Анненков, Дружинин, которых превосходно знал Гончаров.
