— Я раньше на острове святого Николая охотился, потом на Де-Кастри. А сейчас на запад подался, на Биджану… Пойдемте, я вас квасом угощу, — неожиданно предложил он мне, а сам обратился к буфетчику:
— Портвейну, братишечка, не найдется? Получше который, подороже? А?
Таежник был необычайно словоохотлив. Мне даже показалось, что он чуть-чуть не совсем трезв. Поговорив с минуту со мной, он побежал к ларьку. Я слышал, как он спрашивал:
— Почем грибы сушеные? Восемь рублей за килу? Мне три килы отвесь. А колбасы нет ли рублей на пять фунт? Нету? Плохо. Давай, котора есть, подороже.
Однако он не был пьян. Это просто был таежник, вырвавшийся в город. Он утратил равновесие, как моряк, сошедший на берег после долгого плавания. Вернувшись на место, он обратился ко мне:
— Собаку ищу купить хорошую… У вас не снайдется собаки продать?
Нет, я не имел собак для продажи.
— Говорят, там за Биджаной кунгусские собаки есть, — сказал таежник, — я туда и еду теперь…
Потом он вспомнил с оттенком грусти:
— Была у меня собака… Кабана ставила, медведя ставила… Да подметом отравилась… Корейцы на енота стрихнин подкинули, а она снайшла, поела с голодухи, да и отравилась… А собака же была!
Он вздохнул и мечтательно прибавил:
— Снайшел бы я таку собаку — эх, и кормил бы!.. Ошейник ей справил бы с набором!.. Так нет у вас собаки? Я за деньгами не постою!.. Зачем мне деньги? А то хотите, приезжайте ко мне в тайгу, я вас медвежьим мясом кормить буду… У меня пудов сто сейчас медвежины лежит… Хотите?
Он снова занялся моим ружьем:
— Эх!.. Кабы калибер не двенадцатый!.. Я из двенадцатого бахну, так белку однако в решето продырявлю. А мне, само главно, надо шкурку сохранить. Мне мелкий калибер надо, а опять же мелкого калиберу все односволки… Плохо нам с оружьей…
Я уже давно знаю, что пушное дело в Союзе сильно страдает из-за отсутствия подходящего оружия. Зато выработался в тайге тип изумительного стрелка. Туземцы Сибири и Дальнего Востока стреляют еще нередко из шомпольных ружей времен Очаковской войны. Порох засыпается через ствол, кусок пакли служит пыжом, кусок кабеля, откусанный на глаз плоскозубцами, служит пулей, и из этого инструмента туземец попадает белке в глаз.
Я знаю здесь и русского одного охотника, бездельного человека Антипку. Ружье у него, по прозванию «тромбон» — старый разбитый дробовик с затвором Бердана. У хорошей хозяйки кочерга— и та складнее Антипкиной рухляди. Но когда неожиданно взлетает тетерев, Антипка, не спеша, спрашивает:
