– Дурак ты, Истомин, – подвел мичман итог и все же хлебнул шампанского, выхватив бутылку у меня из рук.
Ямщик выругался и натянул поводья, уводя пролетку от удара. Прямо перед нами из переулка на рысях выскочила пара гнедых, тащившая за собой расписную карету. Не обращая ни на кого внимания, сидящий на козлах кучер лихо гикал, подстегивая лошадей.
– Может, ему морду набить? – оживился Истомин, выведенный из ступора этим происшествием.
– Он тут ни при чем, – я вспомнил, что не курил с того самого момента, как рука императора коснулась моей ладони, вкладывая в нее подарок, и достал сигарету. – Это не кучер, это барин хамит, возомнив себя цесаревичем.
– Ну так давай вытащим его из кареты и намнем бока. – Берг решил поддержать добрый посыл Истомина.
– Вы только представьте, господа, как это будет выглядеть со стороны. Три здоровенных лба в форме морских офицеров вытаскивают из кареты старика в поеденном молью сюртуке и его старуху в вязаном чепчике… И начинают дубасить.
Картина была воистину достойна кисти передвижников, и мы разразились гомерическим смехом. Подрезавшая нас карета проехала метров триста и встала возле аптеки.
– Я хочу посмотреть, что это за гусь. Останови! – Берг был граф. Внутри него сидело желание всегда быть на одну ступеньку выше, чем все вокруг. Он с этим боролся, но стремление доминировать иногда вылезало на поверхность и давало о себе знать. Добрый и милый малый страдал от этого.
Ямщику не надо было два раза повторять, и пролетка встала как вкопанная.
Из той кареты, что стояла впереди нас, вышел мужчина лет пятидесяти пяти с легкой сединой на висках. Он обошел карету, открыл дверь и подал руку своей спутнице, помогая ей спуститься на прогретую августовским солнцем мостовую.
Я смотрел – и не мог поверить. Не мог ошибиться. Не мог обознаться. Это была она. Повзрослевшая и похорошевшая. Не девочка, не барышня, а дама, прекрасная и обаятельная. В легком кашемировом пальто с корзинкой на локте и во французском берете, небрежно надвинутом на затылок, стояла Катя, о чем-то разговаривая с седовласым мужчиной. Развернулась и пошла в аптеку, а мужчина остался ждать возле входа. Она не прошла, она проплыла те метры, которые отделяли карету от входа в здание. Тонко звякнул колокольчик, и хлопнувшая дверь поглотила ту, которую я не видел почти двадцать лет.
* * *
Спрыгиваю с пролетки и бегу к цветочнице, торгующей на углу полевыми ромашками. Хватаю букет и, не дожидаясь сдачи, лечу к аптеке. Боже, что я делаю?! Наверное, это ее муж. Но я не мог совладать с собой, чтобы не увидеться с ней. В детстве мы слишком много дней провели вместе и слишком мало после того, как детство кончилось.
