Вольцов и на следующий день не явился в школу. Маас огласил распоряжение директора: «Все классы с третьего по шестой включительно направляются на три недели в деревню на сбор урожая. Отъезд 21 июля. Кнопф, баннфюрер, Митш, директор».
— Уже на четвертый день каникул! — возмущался Гомулка.
По окончании занятий Хольт направился на виллу Вольцовых, но нашел ее запертой. Разочарованный, он повернул назад. Из окна дома, где жили Визе, выглянул бледный, как всегда, Петер и поманил его наверх. В большом светлом зале стоял рояль. Петер говорил, как всегда, тихо и рассудительно.
Он, не чинясь, сел за рояль. Игра Петера обычно настраивала Хольта на меланхолический лад.
— Чтобы понимать музыку, надо хоть немного разбираться в композиции, — объяснял Визе. — Тогда тебе раскроется построение музыкальной формы. Не зная основ композиции, нельзя по-настоящему понимать музыку. — Он сыграл несколько тактов. — Вот тебе классический пример: Бетховен, «Соната номер один, опус два». Главная тема: четыре такта — первая фраза… и вот… четыре такта — вторая фраза. Повторяю еще раз. Третий и четвертый такт — это повторение первого и второго в доминанте. — Он снова проиграл их. — Седьмой и восьмой… каденция, полуфинал… Этим и заканчивается главная тема. — Визе разобрал главную тему такт за тактом. — Здесь переход. Побочная тема. — Он сыграл ее. — Заключение. Все это вместе называется экспозицией. А дальше идет разработка.
В последовательности музыкального движения проглянула какая-то закономерность.
— И все музыкальные пьесы так строго построены? Визе пустился в сложные объяснения:
— Мы теперь переживаем распад формы… Сохранились только немногие принципы, например восьмитактньй период.
— Что труднее всего для исполнения на рояле? — спросил Хольт.
Визе подумал.
— Фортепьянные переложения Рихарда Штрауса… Зато не страшно и соврать, Штраус все равно звучит немного фальшиво.
Он долго копался в нотных тетрадях. Хольт насторожился. Такого мне еще не приходилось слышать, думал он.
Визе объяснял, запинаясь, между тем как руки его порхали над клавиатурой.
— В исполнении оркестра все это, конечно, звучит совсем по-другому… Это так называемые колокольчики или треугольник…
«Динь-динь-динь», — бренчало в дискантах. Поток звуков, то диссонирующий и волнующий, то снова гармонический, смущал Хольта.
— Преподнесение серебряной розы, — восклицал Визе, — представь себе два женских голоса….
А ведь не мало пережито за последние недели, думал Хольт. Скоро-скоро все это останется позади — лето, наши мирные беседы с Визе и послеобеденные часы на реке. А там начнется большая жизнь, богатая приключениями, — война, испытание характера под сокрушительными ударами всесильной судьбы.
