Он повернулся к поезду и удивленно нахмурился.
В самом начале платформы сгрудилось несколько человек с самодельными плакатиками. «Нет отравлению болот!», – гласил один из них. Остальные не радовали разнообразием: «Долой!», «Руки прочь от уникального природного объекта!» (целиком надпись на листе не поместилась, пришлось сократить слова, отчего сразу смысл фразы было уловить непросто), «Даешь независимую экспертизу!» и так далее.
– А это что еще за демонстрация? – спросил он, не особенно рассчитывая на ответ.
– Это, господин, биологи, – ответил случившийся поблизости проводник из второго класса, тоже наблюдавший за процессом извлечения останков покойного литератора из отбойника. – Или экологи? Путаю я, уж простите. Они на каждой остановке этак вот стоят. Я расспросил как-то, так они, оказывается, считают, что нельзя гонять экспресс по болотам, чтоб дымом и копотью их не травить. А лишние две недели в пути – это им, значит, всё равно!
– Может быть, им просто некуда торопиться? – предположил доктор.
– Это уж точно, господин, – поспешил заверить проводник. – Я слышал, они всё в Институт рвались, исследования какие-то проводить. А их не допустили!
– Я бы на месте руководства Института тоже не допустил подобную публику до ответственной работы, – хмыкнул Немертвых, рассматривая суровых, не слишком хорошо одетых экологов.
– Ну вот! – обрадовался тот. – Их в Институт не взяли, так они акцию протеста устроили.
– Это какую же? – заинтересовался доктор, заглядевшийся на даму, примерявшую у ларька дуршлаг с большими дырочками. Торговец уверял ее, что сквозь такие дырочки удобно протягивать пряди волос и завивать их на папильотки.
– Ну, с плакатами стоят, это раз, – пояснил проводник. – А еще они протестуют против… ох, умно как-то сказали… Вот, вспомнил: против разрушения уникальной экосистемы болот! Поэтому, господин, они едут даже не третьим классом, а вовсе в товарных вагонах. В клетках.
– В клетках?.. – удивился Немертвых.
– В клетках, – подтвердил тот. – На соломе. Стараются, значит, привлечь внимание общественности. Только общественность к товарным вагонам не ходит и внимания не проявляет. Что там приличным господам делать?
– И правда, – хмыкнул доктор. – Что ж, благодарю, теперь хотя бы ясно, что это за публика… Покойной ночи.
– И вам покойной ночи, господин, – ответил проводник, – вы не беспокойтесь, поезд у нас – надежнее некуда, доедете в лучшем виде!
«Разумеется, доедем», – зная своего патрона, Теодор в этом ни на секунду не сомневался. Он шел к своему вагону, а служащие паровозной компании сновали как муравьи – проверяли буксы, задраивали большие и малые люки, ставили сетки, везли баллоны со сжатым воздухом – экспресс готовился к чему-то грандиозному. Ответственный служащий благоговейно полировал мягкой фланелькой каролевский герб, украшающий мощное чело локомотива: огромную пятерню. (Существовала легенда о том, что Кароль I Отважненьких был почти совершенно неграмотен, а потому все подписи и печати на документах заменял только лишь отпечаток монаршей ладони, подделать каковой не имелось возможности. Правда это или нет, теперь уже сказать было сложно, но герб у Каролевства был весьма колоритный. Кокарды же фуражек военных и прочих украшало стилизованное изображение ладони: большой круг и пять поменьше.)
