— Ура! — вскричали польщенные туристы.
— Ну, дядь, ты пользуешься все большим успехом.
— А, это ты, — совершенно спокойно отметил Габриель. — Как видишь, я по-прежнему жив и даже преуспеваю.
— Так ты показал им Сент-Шапель?
— Им немножко не повезло. Там как раз уже закрывали, и они единственно успели пробежать стометровку мимо витражей. Вот такущие (жест) витражи. Они были в восторге (жест). Не правда ли, май дарлинг фрау?
Отмеченная туристка восторженно закивала.
— Ура! — взорали остальные.
— Хватай гиднапперов! — закричала вдова Аз, которая появилась в сопровождении Зашибю.
Мусормен приблизился к Габриелю и с почтительным поклоном осведомился о состоянии его здоровья. Габриель лаконично ответствовал, что со здоровьем у него все в полном порядке. Тогда Зашибю продолжил допрос, затронув проблему свободы. Габриель заверил собеседника, что свобода его беспредельна и что это его вполне устраивает. Разумеется, Габриель не отрицал, что поначалу имело место бесспорное посягательство на его самые неотъемлемые права, однако, адаптировавшись к новому своему положению, он изменил его настолько, что похитители стали его рабами и теперь он по своему усмотрению распоряжается их свободной волей. В заключение же он сообщил, что терпеть не может, когда полиция сует нос в его дела, и, дабы продемонстрировать, что подобные ее действия ему отвратительны до такой степени, что хочется блевать, он извлек из кармана шелковый носовой платок цвета сирени (естественно, не белой), однако благоухающий одеколоном «Топтун» от Дристиана Киора, и утер им шнобель.
Подвергшийся газовой атаке Зашибю извинился, откозырял Габриелю, вытянувшись по стойке смирно, затем, сделав по уставу поворот кругом, удалился строевым шагом и растворился в толпе, сопровождаемый семенившей следом вдовицей Аз.
— Здорово ты его отбрил, — похвалила Зази Габриеля, усаживаясь рядом с ним. — Мне мороженое, клубничное и шоколадное.
— Кажется мне, где-то я уже видел эту харю, — пробормотал Габриель.
— Ну, а теперь, когда этот мусоршмитт улетел, ты, может, наконец мне ответишь? — поинтересовалась Зази. — Скажи-ка, дядя, гормосенсуалист ты или нет?
— Да клянусь же, клянусь, нет.
И Габриель, воздев руку, плюнул на землю, чем несколько потряс туристов. Он было уже собрался объяснить чужеземцам этот древний галльский обычай, но Зази отвлекла его от дидактических поползновений, спросив, почему же тогда субчик обвинил его в том, что он гормосенсуалист.
