Это выражение, как ему представлялось, наилучшим образом выражало сотрясавшие его эмоции.
— Ничего страшного, — успокоила его Мадо На Цырлачках, — вас ведь не тронули.
— Хотел бы я посмотреть на тебя на моем месте.
— Да как я могла бы быть на вашем месте? Вы и я — две большие разницы.
— Ладно, хватит спорить. У меня не то настроение.
— А вы не думаете, что надо бы их предупредить?
Черт, и правда ведь, об этом он не подумал. Турандот поставил на стойку третий стакан, из которого не выпил еще ни глотка, и пошел исполнять свой долг.
— Это вы, — кротко констатировала Марселина, занятая вязанием.
— Девчонка, — сообщил запыхавшийся Турандот, — эта ваша девчонка смылась.
Ни слова не говоря, Марселина направилась в комнату Зази. Сведения оказались верны. Комната была пуста.
— Я увидел ее, — продолжал Турандот, — попытался задержать. Как бы не так! (жест).
Марселина вошла в спальню, стала трясти Габриеля, а он тяжеленный, его с места сдвинуть трудно, не то что разбудить; спать он любит, любит от всей души, дрыхнет самозабвенно, так что разбудить его дело очень непростое.
— Ну, чего, чего? — наконец заорал он.
— Зази удрала, — кротко сообщила Марселина.
Он уставился на нее. Без комментариев. Габриель, он быстро соображает. Он очень схватчивый. Он поднялся. Обошел по контуру комнату Зази. Габриель, он любит во всем убедиться самолично.
— Может, она в сортире заперлась, — оптимистически предположил он.
— Нет, — кротко разуверила его Марселина. — Турандот видел, как она удирала.
— И что ты видел? — спросил Габриель у Турандота.
— Видел, как она уходит, ну, поймал ее и хотел привести назад.
— Это ты молодец, — одобрил Габриель. — Так поступают настоящие друзья.
— Ну да. Но девчонка переполошила народ, кричала, что я делал ей гнусные предложения.
— Это правда? Ты делал? — спросил Габриель.
— Да конечно нет.
— Никогда ж неизвестно.
— Это ты прав, никогда неизвестно.
— Дай ему рассказать, — кротко попросила Марселина.
— Тут же сбежался народ, обступили меня, собрались мне морду начистить. Эти мудаки приняли меня за сатира.
Габриель и Марселина расхохотались.
— Ну, а как только наступил момент, когда они отвлеклись от меня, я дал деру.
— Здорово перетрухал?
— Еще как. Никогда в жизни я не испытывал такого страха. Даже во время бомбежек.
— А я вот никогда не боялся бомбежек, — похвастался Габриель. — Как только англичане начали бомбить, я сказал себе: эти бомбы не для меня, а для Гансов, и потому англичан я встречал с распростертыми объятьями.
