— А вот если б его кафешка была в Синжерминдипри, он башли лопатой бы греб, — сообщила Зази. — Это во всех газетах пишут.
— Неслыханное благородство так заботиться о моих делах. Я тронут, — надменно изрек Турандот.
— Да в жопе я видела благородство, — бросила Зази.
Турандот даже взвизгнул от восторга.
— Ну что, будешь продолжать отрицать? — обратился он к Габриелю. — Я собственными ушами слышал ее жопу.
— Я попросил бы тебя не произносить непристойностей, — сказал Габриель.
— Это не я, — возразил Турандот, — это она.
— Ябеда, — отметила Зази. — Надо ж быть таким гадом.
— Ну ладно, хватит, — сказал Габриель, — мне пора идти.
— Тоскливо, наверно, быть ночным сторожем, — поинтересовалась Зази.
— Работать вообще невесело, — ответил Габриель. — Ступай спать.
Турандот взял клетку и сказал:
— Мы еще продолжим наш разговор.
И с лукавой улыбкой добавил:
— И увидим его в жопе.
— А он неумен, — кротко заметила Марселина.
— Еще как, — подтвердил Габриель.
— Ну все, спокойной ночи, — все так же любезно произнес Турандот. — Я провел приятнейший вечер и рад, что провел его с пользой.
— Ты говоришь, говоришь, — выступил Зеленец, — и это все, что ты можешь.
— Какой милашка, — сказала Зази, глядя на попугая.
— Все, ступай спать, — повторил Габриель.
Зази удалилась через одну дверь, вечерние посетители[*] через другую.
Габриель дождался, когда стихли все звуки, и тоже вышел. Тихо, не шумя, как и подобает приличному квартиронанимателю, он спускался по лестнице.
И тут Марселина, обнаружив на комоде некий предмет, схватила его, выбежала за дверь, склонилась в пролет лестницы и кротко крикнула:
— Габриель! Габриель!
— Что случилось?
— Ты забыл свою губную помаду!
В углу комнаты на столике Марселина поставила все необходимое, чтобы умыться, то есть таз и кувшин с водой, — прямо как в какой-нибудь захолустной деревне. Это чтобы Зази чувствовала себя в привычной обстановке. Однако Зази в привычной обстановке себя не почувствовала. Она уже не только пользовалась стационарным биде, но имела возможность познакомиться и со множеством других сантехнических чудес. Раздраженная до глубины души таким примитивизмом, Зази раза два мазнула себя смоченной ладонью по лицу и сделала вид, будто причесалась.
Потом она выглянула во двор: там ничего не происходило. В квартире тоже по всем признакам ничего не происходило. Зази прижалась ухом к двери, но не услышала ни звука. Она бесшумно вышла из комнаты. В гостиностоловой было темно и тихо. Ставя ногу перед ногой, пятку перед носком, как в игре, когда определяют, кому водить, она продвигалась вперед, ощупывая руками стены и мебель, что было страшно забавно, особенно если при этом глаза закрыты, и так достигла второй двери, которую открыла с чудовищными предосторожностями. Во второй комнате, тоже темной и тихой, кто-то спал сном праведника. Зази закрыла дверь и двинулась назад задом наперед, что было тоже страшно забавно, и через некоторый, но ужасно длинный промежуток времени достигла еще одной, третьей двери, которую открыла с предосторожностями не меньшими, чем вторую. И оказалась в тускло освещенной прихожей: свет в нее проникал сквозь окно с красными и синими стеклами. Зази открыла еще одну дверь и оказалась у цели своих странствий — в сортире.
