и с улицы Себастьяна Боттена
[*]. Почему бы и мне чего-нибудь не добиться. Вот это здорово получилось. Но все же должно быть чувство меры. Тому типу на площадке автобуса его явно не хватало, когда он стал поносить своего соседа под предлогом того, что тот наступал ему на ноги каждый раз, когда подвигался, пропуская входящих или выходящих пассажиров. Тем более что, возмутившись, он быстренько отошел и сел, как только увидел свободное место в глубине, поскольку боялся получить. Смотри-ка, я уже рассказал половину своей истории. Интересно, как это у меня получилось? Все-таки до чего приятно быть литератором. Но остается самое трудное. Самое тяжелое. Это переход ко второй части. Это особенно трудно, если учесть, что перехода нет. Уж лучше я на этом остановлюсь.
I
Сажусь в автобус.
— До ворот Шамперре едете?
— Что, читать не умеете?
— Простите.
Он теребит мои талончики на своем животе.
— Вот вам.
— Спасибо.
Осматриваюсь.
— Послушайте-ка, вы.
Вокруг его шляпы что-то вроде шнурка.
— Поосторожней не можете?
У него очень длинная шея.
— Да что же это такое, послушайте-ка, вы!
Вот он бежит на свободное место.
— Ну и ну.
Это уже я сам себе сказал.
II
Сажусь в автобус.
— До площади Контрэскарп едете?
— Что, читать не умеете?
— Простите.
Закрутилась его шарманка, и под тихий недовольный мотив он вернул мне мои талончики.
— Вот вам.
— Спасибо.
Проезжаем мимо вокзала Сен-Лазар.
— Смотри-ка, тип, которого мы только что видели.
Прислушиваюсь.
— Пришил бы ты еще одну пуговицу к плащу.
Он показывает ему где.
— У твоего плаща слишком большой вырез.
Да, действительно.
— Ну и ну.
Это уже я сам себе сказал.
После чрезмерного ожидания автобус наконец вывернул из-за угла и остановился у тротуара. Несколько человек вышло, несколько других вошло; среди последних был и я. Втиснулись на площадку, кондуктор яростно дернул за шнур, и транспортное средство отъехало. Отрывая из книжечки нужное количество талонов, которые должен прокомпостировать человек с ящиком на животе, я принялся рассматривать соседних пассажиров. Одни соседи. Ни одной женщины. А раз так, то какой интерес рассматривать? Вскоре обнаружил то, что можно было бы назвать сливками окружающего меня грязноватого общества: парень лет двадцати с маленькой головой на длинной шее, большой шляпой на маленькой голове и маленькой кокетливой плетеной тесемкой вокруг большой шляпы.
Какой жалкий тип, подумал я.
Но тип был не просто жалким, а еще и злобным. Посмел возмущаться и обвинять какого-то буржуа в том, что тот утюжит ему ноги при каждом перемещении входящих и выходящих пассажиров. Тот строго на него посмотрел, пытаясь в готовом репертуаре, проносимом через различные жизненные ситуации, найти суровую реплику, но, видимо, в тот день он запутался в своей картотеке. Что касается молодого человека, то, испугавшись возможной затрещины, он воспользовался внезапной пустотой сидячего места, бросился к нему и уселся.
