И наконец, последнее: Жоашен д’Ож имеет полную возможность оставить при себе свои турские экю чистейшего, без примеси, золота и вполовину сократить число назначенных ему «Pater» и число назначенных ему «Ave», хотя число сие и нечетное, а также на четверть — число назначенных ему «Confiteor», хотя четыре не есть кратное число от двух тысяч двухсот девятнадцати, при том, что число месс должно остаться неизменным, хотя герцогу даруется позволение присутствовать на них одетым и обутым по своему усмотрению; но все это при одном простом, невинном, необременительном и извинительном условии: названый герцог должен присоединиться к своему святому королю, дабы выпотормошить проклятых сарацинов в ближайшем планируемом крестовом походе.
— Никогда! — вскричал герцог д’Ож. — Я уже растолковал ему, что ноги моей больше не будет в этой распроклятой африканской дыре. Один крестовый поход — еще куда ни шло, но два — это уж слишком!
— Стало быть, мессир, — вопросил геройльд, — вам никак не угодно вырвать Гроб Господень из грязных лап неверных?
— Да в гробу я его видал, этот Гроб, Чайльдгерольд ты мой несчастный! Мы ведь опять вернемся оттуда без Гроба, если не гробанемся прямо там. Даже наш Святой Отец и тот больше не верит в успех сего предприятия. Вот уже двести лет, как мы тужимся, чтобы отвоевать его, этот Гроб, а Гроб и ныне там, в руках у неверных.
В ужасе, горé возведя очи, геройльд закрестился что есть мочи.
— Кстати, каким же это манером, — продолжал герцог д’Ож, — мы вырвем из рук неверных этот самый Гроб, отправясь в Тунис? Ха! Тунис! А почему бы нашему святому королю не наведаться к гундусам или к кидайцам? Почему не снаряжает он корабли на море-океан, к Тюленьим островам, — может, он и там откроет какую ни на есть неведомую землю, заселенную неверными, чтобы и их выпотормошить под тем же предлогом?
— Воздержитесь, мессир, воздержитесь! — шепнул аббат Биротон.
В ужасе, горе возведя очи, геройльд крестился что есть мочи.
— Нет, нет и нет! — заключил герцог д’Ож. — Моя не идти крестовый поход. Я готов прочесть всю эту чертову уйму патеравеконфицеоров, я отстою все эти пеплоусыпательные мессы, я расстанусь с прекрасными турскими экю чистейшего, без примеси, золота, но тащиться к черту на кулички, за тридевять земель, в сторону Сирта[*], — нет, нет и нет! Таков мой ответ. А засим позволю себе заметить, что святой король запретил нам, знатным сеньорам, имеющим привилегию чеканить свою монету, хождение оной монеты, экю и солей, за пределами наших владений, — тем не менее он почему-то изъявляет желание увидеть цвет нашего золота. А в заключение, геройльд, я призываю тебя очистить наши земли от твоего мерзкого присутствия, а также от не менее мерзкого присутствия твоих приспешников. Я сказал.
