— После того, как я в последний раз за него взялся, «Санта-Мария» отправилась прямиком в ад.
— Ну, здесь нам это не грозит. Разве что какую-нибудь акулу ненароком придавишь.
Передав румпель в руки парнишки, Стружка удалился в каюту, откуда вскоре вернулся с большой плоской коробкой в руках. Уже на палубе он ее открыл и начал вынимать оттуда небольшие деревянные фигурки, которые затем расположил на белых и черных квадратах загадочной доски, составив из них замысловатую композицию.
— Что это такое? — спросил канарец.
— Шахматная доска, — с гордостью ответил старик. — Я сам ее сделал.
— А зачем она нужна?
— Затем же, что и все остальные подобные доски: чтобы играть в шахматы.
Сьенфуэгос взял одну из фигурок — настоящее произведение искусства — и с интересом ее рассмотрел.
— И с кем же ты собираешься играть?
— Сам с собой, — ответил тот. — Я почти всегда играю сам с собой.
Сьенфуэгос был сбит с толку.
— Но это же глупо, — сказал он. — Так ты всегда и выигрываешь, и проигрываешь.
— Иногда бывает ничья.
— С самим собой? Хочешь меня убедить, что можешь сыграть вничью с самим собой? Какая глупость!
— И вовсе это не глупость, — обиделся старик. — Если как следует поразмыслить, то гораздо глупее у самого себя выигрывать. Так ведь?
— Может, и так, — вынужден был признать смущенный пастух, решивший помолчать и понаблюдать, как его друг двигает фигуры. Игра настолько поглотила Стружку, что, казалось, он и забыл о том, что находится в неизвестном море, на другом берегу от знакомого мира.
А пастуха чрезвычайно удивила поглощенность старого плотника этим занятием; он даже представить себе не мог, что столь грубый и непритязательный человек может так задумчиво созерцать эти странные фигурки. А еще больше его удивил странный радостный блеск в глазах плотника, его озадаченно наморщенный лоб и понимающая улыбка на губах. Глядя на него, можно было подумать, что у противоположной стороны шахматной доски и в самом деле сидит невидимый противник.
— Да ты обезумел! — воскликнул наконец Сьенфуэгос.
— Заткнись!
— Совершенно свихнулся.
— Заткнись, или выкину тебя в море. Этот конь хочет слопать моего слона.
— Кого слопать?
— Слона. Он же офицер.
— Ах вот как! Конь хочет съесть слона... А я-то думал, что лошади едят только траву.
Старый плотник ничего не ответил, продолжая созерцать фигурки и что-то бормотать себе под нос, проклиная паскудного черного коня, пробившего столь превосходную линию обороны. А канарец не мог понять, как взрослый человек, весьма далекий от старческого слабоумия, может возиться с какой-то доской, сплошь уставленной непонятными штуковинами, которые сам же и двигает, как ему заблагорассудится.
