— Как ее есть, если она любимая?! — крикнула Лизхен, а Анна, за весь день не сказавшая и десяти слов, молча пересела поближе к Гансику, чтобы в случае беды защитить белку.
— А как ты любимую курицу кушаешь? — не сдавался Якоб.
— Она по-другому любимая.
— Получается, что доброму человеку охотиться нельзя? — спросил Людвиг.
— Можно, — сказал Ганс, — но если ты пошел за белкой, то не зови ее. Пусть она знает, что ты ее ловишь.
— Зачем?
— Иначе будет нечестно. Давайте разберем, может ли доброта обманывать… — Ганс обвел глазами ребят и вдруг заметил, что уже вечер.
Летом темнеет поздно, солнце было еще высоко, но в воздухе звенела совсем вечерняя усталость. Гансик, оставив белку, прикорнул рядом с Мари, проголодавшийся Питер сосредоточено жевал листики щавеля.
— Хотя об этом мы поговорим в другой раз, — поправился Ганс. — Если хотите, приходите сюда… послезавтра. Завтра я пойду на заработки.
— Разве вам тоже надо работать? — удивленно спросил младший Якоб.
— Работать надо всем, — сказал Ганс.
Он взглянул на спящую Мари, уже перекочевавшую на руки к брату, и добавил:
— Обязательно.
* * *
Городской лес тянулся от реки на восток, где грядой стояли невысокие, но крутые горы. Лес прорезала тропа на Ганновер, а у самой реки он был вырублен, земля распахана. Городские, церковные и свободные крестьяне селились там бок о бок в хуторах и маленьких деревеньках.
Туда и направился Ганс.
Город он обошел. Он не любил стен, тесноты людского жилья, вони, грязи. В деревне всего этого нет — кто испачкан в земле, тот чист. Поэтому ночевать Ганс старался в поле или в лесу, а на заработки ходил в деревню.
Довольно быстро Ганс вышел на небольшой хутор. Здесь жили свободные зажиточные крестьяне — бауэры. Два пса бросились навстречу, исходя лаем. Но потом узнали Ганса и смолкли. Из-за дома вышел хозяин. Ганс ударил в землю посохом, на верхушке которого болталась связка высохших крысиных лап и хвостов.
— Мышей, крыс выводить! — закричал он.
— Проваливай! — отвечал хозяин. — А то собак спущу.
— Спускай! — Ганс рассмеялся.
Он подошел к большому псу, и тот, радостно заскулив, принялся тереться лобастой головой об ноги Ганса. Пушистый хвост бешено молотил воздух.
— Слово знаешь… — одобрительно проворчал хозяин. — Тогда, давай, выводи. Получится — обедом накормлю и с собой дам.
Ганс пошел к амбару, на ходу доставая дудочку. Пронзительно свистнул, затем последовала мучительная дребезжащая трель. В амбаре послышался шорох, что-то упало. Псы протяжно завыли. Ганс продолжал играть.
