Надо представить себе эту круговерть подпольной жизни в 86 году.
Художники. Виктор Манохин, про которого пока не понятно, гений он или эксцентричный пьяница. Миша Шаевич Брусиловский, про которого известно, что образование свое он начал в интернате для одаренных беспризорников (sic!), но еще не известно, что станет заслуженным художником России, картины будет продавать по всему миру и при жизни получит в Екатеринбурге памятник.
Музыканты. Расцвет Свердловского рок-клуба. Вячеслав Бутусов поет песню «Скованные одной цепью». Именно в 86 году и написана. Группа «Чайф» впервые выступает на Свердловском рок-фестивале и записывает первый альбом, тогда как лидеры группы Шахрин и Бегунов продолжают работать строителями и возводить многоэтажные дома, глядящие на озеро Шарташ.
Разбойники. Перестройка ведь начинается – первые кооперативные предприятия, а с ними и первые бандитские крыши.
И в том же году Борис Ельцин, бывший первый секретарь Свердловского обкома избран кандидатом в члены Политбюро ЦК КПСС.
А Ройзман поступает в Свердловский университет на исторический факультет. Но заниматься будет не захватывающей историей славянских народов, не битвой на Косовом поле, а древней иудаикой. Кажется, в пику тому обстоятельству, что единственная сомнительная национальность в многонациональном Свердловске в те годы была – еврей.
Юля каким увидела его в тот год, таким навсегда и запомнила. В клетчатой рубашке, в джинсах, в черных кедах с красными кругляшами на щиколотках. Больше на Юлиной памяти он не надевал клетчатых рубашек. Да и кеды не носил никогда, предпочитал кроссовки.
А она – дурочка девятнадцатилетняя. Девочка из Златоуста. С длинной пушистой косой. Студентка биологического факультета – зверушек любит. И стихи. А еще – аквалангистка, экзотический по тем временам спорт. Опоздала в колхоз на практику по причине спортивных сборов. Приехала на десять дней позже, а все уже грязные, обветренные, исхудавшие от труда, и только он веселый. Взрослый, высокий, красивый, из другого, не известного девушке, мира. Сильный, легко забрасывает тяжеленные мешки с картошкой в кузов грузовика. И поэт. Но не такой поэт, как все, не в очках и не щуплый. А какой-то такой поэт, что при случае может и в бубен дать – это видно. Но как-то не так он готов дать в бубен любому обидчику, не как гопники у них в Златоусте, не мрачно, а с дерзкой улыбкой. И ее заметил сразу же, в первый же день. Но, кажется, не заметил в ней ничего женского, а только детское. Позаботился, как если бы встретил потерявшегося ребенка, помог что-то – тюфяк, кружку, ложку. А потом в ее день рождения спел ей песню про белый шиповник, как в классической русской литературе взрослые, бывает, танцуют с девочками – с бережной нежностью.
