Хаупт обливался потом. Он дошел до предела, но по-прежнему яростными рывками вышвыривал содержимое корзины на все растущую гору поленьев. Пока в подступающих сумерках на самом верху не появился Георг.
— Посадите меня! — заорал он. — Повесьте меня, если хотите, но сделайте что-нибудь. Ваша доброта мне противна, весь ваш такт, ваша проклятая снисходительность. Скажите прямо, что вы думаете. Выплесните это на меня. Сами-то вы кто? Это вы несли чушь об окончательной победе, о чудо-оружии, о том, что всем нам нужно выстоять, а потом кинулись в сад и зарыли там в дальнем углу свою партийную форму. Сделайте со мной что-нибудь. Сделайте что хотите. Только скажите наконец все, что вы думаете.
Хаупт присел на колоду. Усмехнулся.
— Хорошо, — сказал он. — Давай и в самом деле что-нибудь предпримем. В воскресенье мы пойдем с тобой в деревню. Там ты сможешь наконец показаться восторженному населению. Должны же мы когда-нибудь выйти за ворота.
Потом он влез на поленницу, чтобы помочь брату.
В воскресенье они отправились в деревню, когда зазвонили к мессе. Начали с вокзала, прошли всю главную улицу до Верхней деревни, повернули назад и дошли до маленькой площади перед церковью. Когда раздались первые оскорбления, Хаупт строго-настрого приказал брату держать язык за зубами, что бы ни случилось. Время от времени им вдогонку летели камни. К церкви они вышли точно к окончанию мессы.
— Нацистская свинья, — сказал господин Больд и даже остановился.
— Подумать только, и эти люди снова вылезают на свет божий, — сказал инспектор Пюц и остановился рядом с господином Больдом.
Вокруг них образовалось пустое пространство, но подошедшие сзади напирали все сильнее.
— А с кого он брал пример, если не с вас? — выкрикнул вдруг Хаупт.
Георг потянул его в сторону. И отпустил лишь тогда, когда они очутились в пустом переулке.
— Слушай, это же бесполезно, — сказал Георг.
— А ты откуда знаешь, что полезно? — спросил Хаупт.
Он схватился за горло.
— Хоть бы одну сигарету.
— Это легко устроить, — сказал Георг. — Только вечером. Когда собаки уснут.
Он сдержал слово. Как только все отправились спать, он вылез из окна каморки на крышу сарая, а оттуда спрыгнул в сад. Через час он вернулся, снова влез в окно и бросил Хаупту на кровать две пачки «Лаки страйк».
Хаупт даже подскочил. Все еще не веря, он вскрыл одну пачку. Понюхал.
— С ума можно сойти, — сказал Вернер Хаупт благоговейно. — Армия, у которой такие сигареты, выиграет любую войну.
