— Итак, крестьянин Грунд умер от сердечной недостаточности. Но где умер от сердечной недостаточности крестьянин Грунд?
— В концентрационном лагере Заксенхаузен.
— Следовательно, его убили, — сказала госпожа Зайде.
— Он умер, — сказал Пюц.
— Его убили, — повторила госпожа Зайде.
— Он погиб, — сказал патер Окс, прекращая спор.
Впервые лейтенант Уорберг испытал чувство беспомощности. Он уставился на всех троих. Лейтенант был среднего роста, темноволосый. Обращаясь к Пюцу, он старался тщательно выговаривать трудный для него гласный звук в его фамилии. Патера Окса он называл «господин священник» и всякий раз, как Пюц того прерывал, улыбался ему ободряюще. Но сейчас лейтенант Уорберг не знал, что делать дальше.
Казалось, комендантский взвод собрался на рыночной площади уже в полном составе. Кто не играл в бейсбол, выменивал у подростков кинжалы штурмовиков, католические крестики, нацистские знаки различия, охотничьи ножи, нарукавные повязки, Железные кресты и значки национал-социалистской партии. Группа военнопленных расположилась вблизи на отдых. Оборванные, изголодавшиеся люди. Они молча наблюдали за торговлей.
Лейтенант Уорберг закурил сигарету. Внизу сержант Томпсон надорвал пакет с завтраком. Да ведь он уже ел, подумал лейтенант Уорберг, наверняка полез за жевательной резинкой. Уорберг не ошибся. Сержант отшвырнул пакет, а резинку сунул в рот.
Пакет упал возле ног трех пожилых крестьян, сидевших на скамейке перед входом в аптеку. Проходившая мимо молодая женщина остановилась. Платье болталось на ее худом теле. В руках она держала пустую и потому казавшуюся огромной хозяйственную сумку.
Трое стариков заметили, что беженка тоже видела пакет. Но они смотрели не на пакет и не на молодую женщину, они смотрели на сержанта Томпсона. Опираясь дряблыми подбородками на узловатые руки, которые в свою очередь покоились на суковатых палках, они, казалось, целиком погрузились в созерцание мощной нижней челюсти техасского происхождения. Впрочем, даже не поворачивая своих морщинистых лиц, они, конечно же, держали в поле зрения и женщину.
Только на пакет с завтраком у ног они, казалось, совсем не смотрели.
— Well[5], — сказал лейтенант Уорберг в полной растерянности и отвернулся.
Его преподобию господину Оксу плохо спалось в тот день. Он успел уже прийти к выводу, что этот молодой человек ему не по душе. А значит, необходимо что-то предпринять. Около трех часов ночи на него снизошло просветление, и на следующее утро он ворвался в кабинет лейтенанта Уорберга с радостным криком:
