Любовь, или Не такие, как все | страница 53



Спустя полчаса Таисия дрыхла на лежанке, подложив под голову свою сумку. Миленький, стоя на коленях перед тумбочкой, при свете свечи вырезал, клеил, вымачивал, продавливал и снова вырезал – паспарту к Таськиному портрету он хотел сделать по высшему разряду. В конце концов, это фото оказалось самым лучшим и самым чувственным из всего, что он за последние годы сфотографировал.

Когда совсем рассвело, Миленький вставил фотку в получившуюся рамочку и повесил на самом видном месте. После этого достал из кармана пачку с верблюдом, вынул сигарету и прикурил от уголька. Смакуя каждую затяжку, он вышел на улицу, в четыре затяжки одолел первую и от хабончика прикурил вторую сигарету, которую намеревался растянуть подольше.

Гармония мира царила во всем – в полете птиц, в суетливом сновании крыс, в инверсионных следах реактивных самолетов на небе. Все казалось неспешным и уместным. Красивым. Этого чувства Миленький не испытывал очень давно.

Он не знал – да и никто еще не знал, – что с сегодняшнего утра события понесутся вперед, будто наскипидаренные.

Понемногу затягиваясь, он держал дым в легких до тех пор, пока от нехватки кислорода не начинала кружиться голова. Тогда он выдыхал и затягивался вновь. Он знал, что курит «Родопи», но ничуть не сердился на чекиста за его столичное жлобство.

30 апреля 1980 года
9

На исходе второй сигареты, легок на помине, чекист возник буквально из ниоткуда. Вот Миленький, зажмурившись от удовольствия, выпускал в лазоревое небо струю дыма, а открыл глаза – Спиридонов уже тут как тут. На запах сигарет своих прибежал, что ли?

Ухмыльнувшись самым паскудным, на какой только был способен, манером, Миленький поприветствовал гостя:

– Вспомни говно – вот и оно.

Спиридонов будто и не заметил выпада. Он стоял бодрый, выспавшийся, готовый, как юный пионер. Правда, одет он теперь был подходящим образом – в поношенный спортивный костюм, в штормовку и обулся в резиновые сапоги.

– Не спишь, старик? – радушно спросил он у Миленького. – Ну и хорошо, а то я боялся, что будить тебя придется.

– Кто рано встает, тому Бог подает. Говори, чего приперся, я спать хочу, не ложился еще.

– Чем же ты таким занят был?

– Не твоего, пархатик, ума дело, – сказал Миленький. Ему не понравилось, что особист пришел один, да еще немарко одетый. От Спиридонова пахло угрозой.

– Может, в домик к тебе зайдем? – предложил Спиридонов, оглядываясь. – Неловко как-то на улице.

– Никуда я с тобой не пойду, – дрожащим голосом сказал Миленький. – Иди отсюда по-хорошему…