Да, места для оглядок на прошлое теперь не оставалось. Не оставалось ничего, кроме видов на будущее, обеспеченное ему пачками денег в двух карманах.
И вот он перед своим домом. Его фигура сливалась в темноте с тамариндом, крона которого нависла над четырьмя ступенями крыльца.
Он знал: стоит ему негромко произнести два раза, а может быть, три… стоит ему только произнести имя матери троих детей, спящих крепким сном, — и ветхая дверь откроется. И кончатся все его страдания, все его волнения, все его одиночество. Завтра утром — нет, еще на рассвете— они уедут отсюда. Но (и Роман окаменел от этой мысли) что он скажет в ответ на вопрошающие взгляды жены? Что он скажет этим глазам, которые поднимутся к его лицу, о том, почему они вдруг покидают родные места? Что он скажет им о пачках денег, которые унесут их в далекие края?
Он услышал ее голос: «Роман, почему Басилио не спустился вместе с тобой?»
Он отступил назад, и его спина прижалась к толстому стволу тамаринда.
Он увидел в темноте глаза жены, глядящие прямо в его глаза. Он знал: ничего он не сможет скрыть от глаз жены. И… он не сможет встретить ее взгляд.
Роман медленно сел под тамариндом.
Через дорогу, в третьем домике, мигал огонек.
Наверно, проснулся мальчик Басилио. Или, может, один из троих заболел? Или мигающий огонек ждет того, кто уже не вернется?
Роман не мог оторвать взгляда от лучей света, проникавших наружу сквозь щели поднятого на сваях бамбукового пола.
Ветхая дверь с тамариндом у крыльца так и осталась закрытой.
На другое утро спокойствие деревушки было нарушено зрелищем, открывшимся в лучах солнца: там, где кончалась дорога, висело мертвое тело Романа.
А жена Басилио срывавшимся от волнения голосом рассказала своей единственной подруге (жене Романа), что, проснувшись рано утром, она нашла под дверью своего дома две пачки денег — всего 80 000 песо.
Перевод с тагальского Р. Рыбкина
