— Пошли, — хрипло сказал он Карабелле.
— Спешишь?
Она засмеялась легким звенящим смехом, но смех тут же замер, когда она взглянула в лицо Валентина.
— Валентин, что с тобой? В чем дело?
— Ничего.
— Ничего?
— Разве я не могу поддаться настроению, как всякий человек?
— Когда твое лицо вот так меняется, кажется, будто тени заслоняют солнце, и так неожиданно…
— Что-то в Делиамбере, — сказал Валентин, — озадачивает и тревожит меня. Когда он коснулся меня…
— Делиамбер безвреден. Он лукав, как все колдуны, особенно вруонские и маленькие. В очень маленьком народе всегда темное лукавство. Но тебе нечего бояться Делиамбера.
— Правда?
Он закрыл дверь и обнял Карабеллу.
— Правда, — сказала она. — Тебе не нужно бояться никого, Валентин. Ты с первого взгляда нравишься всем. В мире нет никого, кто повредил бы тебе.
— Хотел бы я этому поверить, — сказал он.
Она потянула его в постель.
Он целовал ее сначала нежно, потом более крепко, и скоро их тела сплелись.
Он не был близок с ней больше недели и ждал с упоением и желанием. Но инцидент в коридоре украл его желание, оставил его отстраненным, и это удивляло и расстраивало его. Карабелла, вероятно, чувствовала его холодность, но не обращала внимания, потому что ее энергичное тело искало его страсти. Он вынудил себя ответить и скоро был почти так же пылок, как и она, но как бы стоял в стороне от собственных ощущений, был только зрителем их любви.
Все быстро кончилось, и стало темно, хотя лунный свет проникал в окно и бросал холодный свет на их лица.
— Приятных снов, — прошептала она.
— Приятных снов, — ответил он.
Она уснула почти сразу, а он лежал рядом с ее теплым телом, и спать ему не хотелось. Через некоторое время он отодвинулся, лег в любимую позу — на спину, сложив руки на груди, — но сон не приходил, только легкая дремота. Он считал блавов, представляя себя жонглирующим со Слитом и Карабеллой, пытался расслабиться, но ничего не помогало. Он приподнялся на локте и посмотрел на Карабеллу.
Она видела сон. На ее щеке подрагивали мышцы, глаза двигались под закрытыми веками, грудь поднималась и опускалась в резком ритме. Она прижала пальцы к губам и бормотала что-то непонятное.
Ее худощавое тело казалось таким красивым, что Валентину захотелось погладить прохладное бедро, слегка прикоснуться губами к маленьким твердым соскам, но мешать человеку, видящему сон, было грубостью, непростительным нарушением приличий. Так что он ограничился тем, что смотрел на нее и любил издали.
