— Не надо, дорогой, не время. Ступай, тебе пора. И не забудь: мы все собираемся сегодня…
— …в 8 вечера в кафе на рыночной площади. А я до сих пор не знаю, кто это «все».
— Вечером узнаешь. Только ничему не удивляйся, не радуйся, не огорчайся. Побудь немножко вежливым простачком. Никаких симпатий — антипатий. Мы все случайно встретились и отдыхаем после работы. И никакой аппаратуры: она мало что даст, а новичков и дилетантов не будет, очень легко засветиться. Да вот ещё что: первый не знакомься, выжидай, поглядывай — ты же простачок на роли второго плана.
Оба засмеялись. Дани наклонился, Лола чмокнула его в лоб. Рабочий день начался.
* * *
Ближе к вечеру Петр Никодимыч отработал две небольшие сцены и сидел в гримерной, изрядно усталый и недовольный. Ему казалось, что фильм не получается. Поначалу продюсер, сценарист и режиссер были едины во мнении сделать картину о сегодняшей России, какой её видит очень давно живущий на Западе русский интеллигент, его играет дон Педро, сохранивший язык, теплые детские воспоминания и неожиданные привязанности. Но в команде не было русских, фильм снимали на английском языке, массовка была местная — так проще и дешевле, а хороших, дорогих актеров собрали со всего мира, кроме самой России. Вот и получается фильм для массового зрителя о сегодняшней России, какой её видит западный интеллигент, русское происхождение которого озвучено, но по ходу фильма не просматривается. Всё давно забыто, остались только сантименты. У Педрунчика русских корней не было: мама — испанка, папа — мексиканец испанского происхождения. Он, Педрунчик, Петр Никодимыч, Пьер, Пинхас — в совершенстве знал европейские языки, но русский с трудом отличал от болгарского. Ему не нравилось. что фильм получался сладкий, сентиментальный и некритичный. Не было России Гоголя, Толстого, Булгакова, Бродского. Скорее это была Россия глазами Дюма, Иоганна Штрауса или, в крайнем случае, глазами миллионеров, удачно работающих на российском рынке. И всё бы ничего, не единожды нелогичный, неправдоподобный фильм получался интересным сам по себе и собирал огромную аудиторию. Так нет же, сработал инстинкт. Дон Педро в какой-то момент почувствовал, что кто-то на съемочной площадке изо дня в день наблюдает за ним и посмеивается над искренним желанием хорошего актера сделать то, что он не понимает и понимать не может. Посторонних не было и не могло быть, режиссер не выносил присутствия посторонних. В последних сценах массовки и актеров второго плана не было. Актеров, играющих главных героев, он хорошо знал и не мог ни в чем заподозрить. Значит, кто-то из вспомогательного персонала.
