— Ну что выходим?
— Да конечно. Последний рывок — улыбнулась она.
Я вынула из кармана перчатки, протянула их Людмиле:
— Возьми.
— А как же ты?
— А мы уже привыкши… У меня брезентовые рукавицы под сиденьем валяются… Бери, я не замерзну, и потом не мне нониусы крутить, а какая точность и плавность стылыми пальцами?
— Спасибо.
Людмила надела мои перчатки, похлопала руками, засмеялась — они были большие ей.
— Это какой же номер? Ну-ка дай мне руку.
Она положила свою руку на корпус двигателя, перегораживающий кабину. Я накрыла ее ладонь своей пятерней, глянула ей в глаза.
— Ну что ты смотришь на меня глазами больного спаниеля. У нас день впереди. Это же чуть-чуть поменьше вечности. И еще ночь. У-у-у, деточка, я тебе обещаю очень интересную, содержательную ночь, — она высвободила руку и погладила меня по лицу.
Глаза у нее были грустные, в них сквозила растерянность. Я попыталась улыбнуться.
Съемку мы провели быстро, управились за несколько часов, работая молча и сосредоточено. Не успела я упаковать приборы и погрузить их в машину, как пошел снег, крупными хлопьями. Я присела на ступеньку машины, закурила. Людмила бродила по кочкам, время от времени наклонялась что-то собирая. Я задрала голову, снег мягко ложился на лицо.
— Какое сегодня число? Я с этим вашим сменами и вахтами счет дням потеряла.
Людмила стояла возле меня, протягивая мне на ладони клюкву.
— Двадцать второе сентября, — я взяла несколько ягод, сунула в рот и раздавила их языком.
— Рано в этом году снег.
— Да нет, в прошлом году так же было. Я запомнила. Двадцать третьего у родителей день рождения, я им звонила. У них там плюс двадцать было, а у нас здесь снег уже капитально лег, с сугробами…
— Как это у родителей? Они что у тебя в один день родились?
— Только с разницей в пять лет. Ты клюкву на зиму собираешь? Хочешь, я тебе ведро соберу и привезу?
— Не надо. Я ее все время у одной и той же бабушки возле универсама покупаю. Оставишь старушку без дохода.
Людмила присела ко мне на колени, я обняла ее, положив подбородок ей на плечо:
— Так бы сидеть и не двигаться.
Мы помолчали.
— Может, поедим? — спросила я
— Жалко, лебедей так и не увидела, — вздохнула она.
И в этот момент я услышала знакомый звук, подняла голову вверх.
— А вот они.
Низко над землей летели лебеди-кликуны, постепенно набирая высоту, пробиваясь сквозь снегопад. Они летели большим клином, перекликаясь тоскливыми голосами, словно плакали, прощаясь с этими суровыми краями, которые были их родиной. Людмила вскочила, отбежала от машины, спотыкаясь, не глядя себе под ноги, провожала взглядом стаю. Долго смотрела им вслед, смахивая снег с ресниц. Потом вернулась ко мне, подошла вплотную, обняла. Мы опять замолчали. Хотела бы я знать, о чем она думала в этот момент… Но она молчала…
