— Сплю, товарищ Пудов. А вы что там крутитесь, как картушка в шторм?
— Я все не могу понять, как это могло получиться?
— Просто волновались сильно. Это бывает. Потому я и стоял поблизости.
— Теперь мне не доверят вахты…
— Вон что вас мучает, — улыбнулся старшина. — Почему же не доверят? Я же знаю, это у вас случайная и, ручаюсь, последняя ошибка. А вообще будьте внимательнее. Больше я у вас за спиной стоять не буду. А теперь спите. Скоро на вахту.
Старшина укрылся простыней. А Пудов еще долго лежал и мысленно беседовал с этим, ставшим ему самым дорогим, человеком и заверял его со всем пылом сердца: может, может он положиться на него, матрос Пудов не подведет!
До базы было уже рукой подать. Молодые сигнальщики так вглядывались в полоску берега на горизонте, что слезы катились по щекам. Хотелось побыстрее увидеть разрыв в скалистой гряде. Там бухта, окруженная невысокими горами, тихая, зеркальная. Посреди нее застыли три зеленые сопки, словно сошли выкупаться, да так и остались стоять по пояс в прохладной воде. После трудного плавания несказанно мил родной берег. И не верится, что раньше он казался суровым и угрюмым. Всем существом своим рвутся к нему моряки. Тем более, что в походе потрудились на славу и отдых заслужили вполне.
Шумно и жарко в котельном отделении. Ревут турбовентиляторы, нагнетая в отсек воздух, оглушительно вторят им форсунки. Зноем пышет кожух котла. Матросы сбросили рубахи, работают в майках, разгоряченные, мокрые от пота.
Старшина 2-й статьи Степан Игнатов смотрит через глазок на бушующее в топке пламя, осторожно поворачивая вентили форсунок. Палуба под ногами вздымается и опускается, кренится то в одну, то в другую сторону. Но старшина словно врос ногами в листы настила. Регулирует горение, а думает о том, что сегодня, возможно, увидит Наташу. Увидит и расскажет ей, о чем думал в походе. Скажет, что не может жить без нее и после демобилизации навсегда останется здесь, чтобы никогда с ней не разлучаться.
Мысль о Наташе стала привычной. Она никогда не покидает старшину и не мешает работе. Наоборот, никогда еще у Степана так не ладилось дело. В походе командир не раз хвалил старшину и его подчиненных.
Сейчас что-то закапризничала одна из форсунок. Старшина уже минут десять бьется над ней. Видно, нагар скопился на конусе. Полагалось бы отключить форсунку и осмотреть. Но не стоит: до конца похода осталось полчаса.
Снова и снова крутит он маховичок. И вдруг — словно расплавленным свинцом плеснули ему на плечи. Обернулся старшина. И тотчас схватился за лицо.
