Чего уж тут не понять?! Но как повернуть на эту звезду, если руля нет?
— Теперь у нас руль — дизеля, — говорит командир. — Куда нам повернуть — вправо? Значит, командуйте… — Он наклонился над открытым люком: — Правый убавь!
— Правый убавь! — эхом откликается внизу вахтенный центрального поста, репетуя команду мотористам.
Черный угол козырька рубки гуляет по небу. Но примечаю: звезда подплывает к нему справа. Вот она минуту колеблется на месте.
— Оба полный! — кричу во весь голос.
— Молодец! — хвалит командир. — Так держать!
И пошло. Смотрю в небо — и, кроме звезд, прыгающих и танцующих над рубкой, нет для меня ничего на свете. Только и знаю, что временами кричу вниз:
— Левый убавь!.. Оба полный!.. Правый убавь!
Слышу, трюмные полезли в надстройку. Выползли мокрые с ног до головы. Докладывают командиру, что пробит трубопровод, потому воздух и не доходил до балластных цистерн. Снова трюмные полезли в грохочущий водоворот— ставить бугель на поврежденную трубу. Значит, сможем и погружаться, и всплывать.
Комендор с добровольными помощниками работает у носовой пушки. Их накрывает волной. У орудия заело замок. Долго не поддается, но наконец открылся: догадываюсь об этом по торжествующему гоготу, который несется из темноты. Хотя и не очень могучее, но оружие у нас есть!
Бывает с солдатом: изранен, изломан весь, но дайте ему передышку — и он встанет и снова будет наводить страх на врага. Так и корабль: как бы ни был истерзан — воспрянет, лишь бы люди на нем были настоящие.
Пришел старшина Хмара:
— Сменяться тебе пора.
Нет, никому не уступлю я своей вахты. Остаюсь на мостике. Чертыхнулся Хмара, но настаивать не стал.
Кок принес еду. Я с аппетитом стоя хлебал сладко-соленую бурду, и растроганный кок чуть не плакал, слушая торопливый звон ложки о дно миски.
Море ревет и грохочет. Штурман измерил силу ветра: десять баллов. Бушуй, родное! Ты всегда было нашим союзником. Загони катера подальше в бухты, открой нам дорогу!
Лодка, то ныряя, то взлетая, мчится по волнам. Мы держим путь по фарватеру среди минных полей. В другое время не рискнули бы идти здесь в надводном положении. А теперь идем: в такой шторм фашисты в море не сунутся.
Мотористы выжимают из двигателей все, что они могут дать. Мы движемся в десять раз быстрее, чем раньше, когда пробивались на позицию: ведь тогда мы ползли под водой самым тихим ходом.
Утром, когда померкли звезды, мы увидели вдали скалистый остров. Лавенсари! Мы почти дома. Тогда-то вылез на мостик штурманский электрик Фролов. Не узнать нашего красавца. Щеки втянулись, заросли рыжей щетиной. Растрепанный и очумелый, выскочил он из люка.
