Оська не заметил, как Чимита вышла из дома.
— Хозяйка, выпей-ка с нами! — проговорил он и осекся.
— Она глядеть на еду не может. Пускай маленько охолонется на улице. Может, ей полегчает.
— Не пойму, эмчи, пошто не можешь вылечить ее?
— Травы не помогают. Однако, когда станет матерью, оздоровит; новый человек изгонит из тела все хвори.
Выпили по второй чашке молча. Старик захмелел, стал еще болтливее. Поднял указательный палец: слушай, мол, Оська…
— Медведь шибко полезная скотина, в нем полно всяких лекарств, как в изюбре: панты мы варим, от них большая польза. А медвежий жир и желчь ничуть не хуже: больны легкие или простуда в ногах и руках, — медвежий жир первое средство. Сила в нем страх какая!
Попробуй-ка намазать этим жиром обутки, через день-два сгорит кожа. Соображаешь? Ежели где заведется гнойная рана — в животе, в легких, — медвежий жир враз все очистит…
— Гляди-ка!.. — удивился Оська. — А у нас, хамниганов, от всякой хворобы совсем еще молодые уходили к предкам. А жир-то совсем простое дело, нам его не покупать…
— То-то и оно… Вот было со мной, слушай-ка… Однажды я простыл. Стал донимать меня кашель, едва дышу. Все свои травы перепробовал, мало помогает… Пошел через силу искать одну траву, надежда на нее у меня была. Эх-хе, брат, всем охота жить-то. Вот иду, а впереди гром грохотнул: обвал в горах произошел. Подхожу к тому месту, смотрю — падь-то всю забило. Обходить далеко, нет силы. Пошел напрямик. Вижу, в одном месте торчит из-под камней медвежья лапа, задавило его обвалом. Ну, откопал я зверя. Матерый, жирный был медведь. Нажарил мало-мало шашлыку. Кровь его течет, жир капает. Наелся, а до того много дней ничего в рот не брал… ладно, думаю. Еще нажарил, чайком запивал. Утром стаскал мясо в пещеру, лед был в той пещере. Возле сделал себе шалашик из корья. Из-под скалы ключик бьет с кислой водицей. Пьешь, язык щиплет, напиться не можно. Кругом сосновый бор, травы в скалах дурманящие растут. Благодать! Дышится легко, жрать стал, никакого уёму нету.
Слава бурхану, отвязался я от хворобы. Летось покажу тебе то место. Дойти-то не сумею, растолкую только, сам разыщешь.
После ужина Оська ушел к себе. В остывшем чуме было неуютно.
— Человеческим духом даже не пахнет, — пожаловался Оська очагу.
Растопив очаг, он выглянул наружу и увидел соседку.
— Чимита, зайди посидеть! Курить будем, побаем.
— Сам кури, — буркнула на ходу Чимита.
«Ждала где-то, мерзла, пока не ушел; как увидит меня, так и отворачивается, — подумал Оська. — Старается скорее улизнуть… Эх, выздоровела бы! Цены ей не будет. Работящая. Рукодельная… Глаза-то у нее какие, прямо две черные звездочки сверкают. Добрая баба будет… А дети появятся, злой дух покинет ее тело».
