Саперы догадались о моем замешательстве, и Шкураков пошел уже за шинелью, чтобы одеться и меня проводить, но в это время дверь открылась и на пороге появился ординарец Вахаб.
— А я за вами. Старший лейтенант велел быстро идти, что-то сказать надо.
Мы с ординарцем Вахабом пришли домой к шапочному разбору. Пожалуй, точнее не выразишься, так как буквально на наших глазах офицеры, видимо, созванные Головней на совещание, надевали фуражки и расходились по своим ротам, взводам и командам.
От прежнего Головни ничего не осталось. Стерлась улыбка, острее выдались скулы, пристальнее стал взгляд стальных глаз с пронзительными черными зрачками. Исчез даже под надвинутой на лоб фуражкой веселый чуб светлых льняных волос.
— Что-нибудь случилось? — задал я вопрос. Последовал очень спокойный ответ.
— Все в порядке. Обычная военная операция… Впрочем, — он помолчал, — не совсем обычная: нужно ликвидировать кольцо вокруг роты Александрова… Очень сложная ситуация! Прямо парадокс! Гитлеровское кольцо, которое сейчас сжимает роту Александрова, — само в кольце. Командование полагало, что гитлеровцы будут благоразумны и капитулируют. Но обычное прусское твердолобое упрямство оказалось сильнее всякой логики… На рассвете начнется операция по ликвидации окруженной немецкой части.
Наш батальон должен лишь поддерживать выступление основных сил, которые будут действовать с северо-востока.
— А где же все-таки майор Абдурахманов? — не удержался я от вопроса.
— Майор должен был бы уже возвратиться. Но если он задержался со своими автоматчиками, то значит — не по пустякам, а по серьезной причине… — Головня посмотрел на часы. — Уже — три. Скоро начнет светать. Я пойду проверю, как идет подготовка. А вы подкрепитесь: есть чай и консервы.
Пока я пил чай и закусывал, Вахаб собирал разбросанные командирские вещи в два небольших чемодана. Вероятно, в эти чемоданы входили все пожитки командира. Что касается постели и утвари, то об этом ординарец меньше всего проявлял беспокойства. Отступавший в панике враг не успевал ничего захватить с собой. Поэтому в каждом немецком фольварке, каждый, даже самый нерадивый ординарец мог быстро оборудовать для своего командира и спальню, и кухню, и даже ванную комнату.
— Куда же вы собираетесь, Вахаб? — спросил я ординарца, когда он закончил сборы и только посматривал по углам, заглядывал под кровати, столы и стулья: не забыли ли чего нужного.
— Дальше наступать будем. Войну кончать будем.
