Андронов, плотно прижимаясь к земле, полз в сторону леса, который не столько виднелся, сколько угадывался в этом кромешном мраке: размытые очертания леса почти сливались с небом.
«Где же Мадраим», — думал Андронов, изредка останавливаясь и прислушиваясь.
Минные поля давно остались позади. Сапер Шкураков, провожавший разведчиков, шепнул на прощанье:
— До леса рукой подать, а там вас ни один фриц не сыщет.
Андронов дружески ткнул Шкуракова в бок так, что тот тихо охнул…
— Якши! Кланяйся нашим.
— Ползи не торопясь.
«Сколько же времени могло пройти?» — задавал себе вопрос разведчик, поднимая голову вверх, как будто редкие звезды, мерцавшие в небе, могли дать ответ на этот вопрос.
Руки начали ныть в локтях. Звенело в ушах.
Вдруг тонкая красная нить трассирующей пули прошила мрак и погасла. Разведчик замер, прислушиваясь. Где-то вдалеке хлопнул выстрел, вслед за ним в небо взвились две ракеты, разбрасывая яркие зеленые капли света.
«Неужто заметили?»
Но ракеты погасли, и снова наступила та особенная тишина, которая свойственна только фронту в минуты затишья.
Темнота стала настолько плотной, что Андронов не заметил, как дополз до леса. Он почти сразу услышал негодующий шепот Мадраима:
— Тебя шакалы сзади кусают? Может быть, скорпион залез под рубашку? Что ты гремишь, как старая арба?
У Андронова отлегло от сердца: Мадраим здесь, значит, все в порядке.
Но, видимо, не все еще было в порядке, так как тот продолжал шепотом распекать друга:
— Мы в разведке, товарищ Андронов, а не в чайхане. Почему вы плохо пригнали оружие?
— Эх, покурить бы, — так же шепотом ответил Андронов на выпады друга.
— Курить, Василий, будем только в пять ноль-ноль. Понятно? А сейчас: ётыб колгунча, отыб кол!
— Чего-чего?
— Я говорю: лучше вперед, чем оставаться на месте.
На рассвете разведчики оказались недалеко от большой фронтовой дороги, которая, как бурно пульсирующая артерия, питала передний край гитлеровской обороны.
— Нужно уточнить обстановку, — Мадраим указал на густые кусты орешника.
Пробравшись в середину этих зарослей, разведчики устало растянулись на мягкой росистой траве. Над ними яркой бронзой окрасилось высокое облачко. Проснулись птички и начали голосисто хлопотать у своих гнезд. На большой дороге изредка раздавались гудки машин. Лязгая гусеницами, прополз танк, расплескал в лесу звуки скрежещущего металла. Завывая моторами, на бреющем полете прошли черные самолеты с белыми пауками свастики на бортах. Птички смолкли, потревоженные голосами войны.
