Я поняла, что пора перехватить инициативу, и утомленно вздохнула:
– Ах, Юля, детка, что ты знаешь о бровях…
Детка Юля (на три года старше меня) удивленно приподняла свои брови.
– Брови, Юля, это верный показатель того, насколько женщина разумна.
– Волос долог – ум короток? – ехидно припомнила подружка.
– Это про косу, – я не позволила себя сконфузить. – А брови – символ женского тщеславия.
– Да? – Юля заинтересовалась.
– Да.
Я отвернулась от зеркала и произнесла небольшую прочувствованную речь:
– Мода на брови, дорогая моя Юля, удивительно непостоянна! На своем не очень долгом веку я уже повидала брови, выщипанные в ниточку, брови, сбритые и заново нарисованные карандашом, татуированные брови и брови, намазанные коричневыми тенями с заходом на лоб. Я предрекаю: красиво шевелясь на ветру, очень скоро в моду ворвутся сросшиеся брови, и тогда глупые модницы будут старательно наклеивать выдернутые из подмышек волоски на переносицу!
– Фу, – сказала Юля и поморщилась.
Потом качнулась вперед, пытливо посмотрелась в зеркало и примирительно сказала:
– Зачем сразу из подмышек, у меня есть старая норковая шапка, коричневая такая, можно будет из нее шерстинок надергать, я и с тобой поделюсь.
– Так у меня же свои, – торжествующе напомнила я и, вздернув нос, гордо прошествовала мимо гримасничающей Юли на выход.
В желтой кофточке.
Зеленая стеганая куртка неприятно напоминала мне о кактусе, драматическую историю с которым очень хотелось поскорее предать забвению.
Зная, что Катерина вскоре после полудня вернется с работы, Вовка торопился. Бутылку водки, купленную на тридцать сребреников за проданный и преданный кактус, он выпил чуть ли не залпом, и это уложило его в постель почти на сутки.
– А могло бы и в могилу уложить! – припугнула пробудившегося алкаша-супруга Катерина.
Она предложила мучимому тяжким похмельем Вовке утренние напитки в ассортименте – полный ковшик холодной воды, стакан огуречного рассола и кружку крепкого кофе – и на этом проявления заботы закончила. Сочувствия к мученику-Вовке Катерина не испытывала и всего лишь желала поскорее привести негодяя в состояние, позволяющее результативно его допросить.
Вернув себе если не человеческий облик, то хотя бы дар связной речи, Вовка признался, что – да, действительно, он продал эхинацею Грузона, она же эхинацея Катерины. Покупателей было трое: один парень и две девки. Девок звали как-то похоже – то ли Оля и Леля, то ли Коля и Толя… Нет, все-таки Оля, наверное. Возможно, две Оли.
