Ah! le voilà, ah! Le voici
Celui qui n’en a nul souci.
А, вот он! А, он здесь!
Тот, кого не волнует.
К 1740 году этот припев уже сопровождал песню, насмехающуюся над властями, таким же образом, как версия, направленная против мадам Помпадур в 1749 году во время «дела Четырнадцати». Первая строфа – атаковавшая престарелого кардинала Флери, все еще контролировавшего парламент в 1740 году, – высмеивала ничтожество короля так же, как и первая строфа о мадам Помпадур девятью годами спустя. Вот версия (1740 года) о Флери[112]:
Que notre vieux préfet Fleury
Régente toujours, ou qu’il crève,
Que son petit disciple Louis
Chasse, chevauche, et puis s’abréve [sic]
Ah! le voilà, Ha! Le voici
Celui qui en est sans souci.
То, что наш безупречный старый Флери
Продолжает быть регентом и брюзжит,
То, что его молодой ученик Луи
Охотится, ездит верхом [или прелюбодействует] и пьет,
А, вот он! А, он здесь!
Тот, кого не волнует.
И версия, высмеивающая Помпадур[113]:
Qu’un bâtarde de catin
A la cour se voit avancée,
Que dans l’amour et dans le vin
Louis cherche une gloire aisée,
Ah! le voilà, ah! Le voici
Celui qui n’en a nul souci.
То, что грязная шлюха
Возглавляет двор,
То, что в любви или в вине,
Людовик пытается найти легкую славу,
А, вот он! А, он здесь!
Тот, кого вообще не волнует.
Многие парижане, слышащие версию 1749 года, могли улавливать отголоски той же мелодии, использованной в другом контексте в 1740 году. Также весьма вероятно, что они держали в уме последние изменения этой песни. Я нашел девять таких версий в разных «chansonniers», за период с 1747 по 1749 год (см. приложение «Тексты “Qu’un bâtarde de catin”»). Хотя каждая немного отличается от других, у всех них есть общие черты: череда строф, высмеивающих популярных персонажей, на одну мелодию с одним и тем же припевом. Несмотря на всю неопределенность и многообразие возможных выводов из этих фактов, я считаю вполне вероятным, что «Dirai-je mon Confiteоr» служила эффективным каналом передачи антиправительственных высказываний, которые меняли свои цели на протяжении 1740-х годов. И, очерняя отдельных высокопоставленных персон, она постоянно унижала короля, которого в конце каждой строфы называли беспомощным и потакающим своим страстям «тем, кого не волнует».
«Dirai-je mon Confiteоr» определенно выставляла Людовика XV в дурном свете. Но эти насмешки не стоит воспринимать как зарождение республиканских настроений или даже как признак глубокого разочарования в монархии. Как и на «Réveillez-vous, belle endormie», на эту мелодию складывали много текстов, не имеющих отношения к королю и содержащих высказывания по многим поводам, выхваченным из потока последних событий: о победах французской армии во время Войны за австрийское наследство, о спорах по поводу янсенизма, в одном случае даже о разорении владельца известного кафе
