– Ничтожества! – Его охватила ярость. – Неужели настолько низко можно пасть, чтобы из-за побрякушек так обходиться с человеком. – Павел занес руку для удара.
– Как я понимаю, – вмешался Александр Александрович, жестом требуя опустить руку, – они не собирались оставлять ее в живых. Так, гражданин Пискунов?
Тот отвернулся, не желая отвечать.
Участковый уполномоченный предложил пройти к машине.
– Нельзя уходить. Сейчас Молчун придет. Они договорились. – Вера кивнула в сторону Пискуна.
– Нет, не придет, – уверенно сказал Александр Александрович, – у него нюх волчий. Уже почувствовал опасность.
– Вот падла! – Пискун сплюнул. – Опять отвертелся! Наверняка с цацками смотался. Баки вкручивал[3], а сам винта[4] дал.
– На этот раз не отвертится, – уверенно сказал участковый, – и за убийство ответите, и за покушение на убийство. – Он кивнул в сторону Веры.
– Какое убийство? – завизжал Пискун – Я никого не убивал! Я честный вор и в мокрухах не участвую.
– Убийство гражданина Хмурикова, – защелкивая наручники на запястьях задержанного, спокойно ответил Морозенко.
– Так все-таки этот гад пришил Игната? Я так и знал! Я так и знал! – От возбуждения Пискун подпрыгивал и представлял собой жалкое зрелище. – Мы же с Игнатом баланду хлебали, пока этот паскуда свободой наслаждался. Мы его не потянули за собой! Ну, теперь и ты, Молчун, на нарах попаришься! На этот раз я козлом отпущения не буду! – От перспективы, что Молчун опять выйдет сухим из воды, а ему опять на нары, он весь затрясся. – Я все расскажу! Я все расскажу! Это он предложил грабануть ювелирку.
Вера стояла в сторонке и с сочувствием смотрела на этого невзрачного плюгавенького мужичка, который юлил, заглядывал в глаза Морозенко и при этом повизгивал. И она поймала себя на мысли, что он настолько жалок, что у нее нет к нему злости, но и сочувствия тоже нет.
На уазике они доехали до развилки дороги. Морозенко остановил машину и кивнул Павлу. Они вышли из машины и о чем-то оживленно беседовали, у обоих были серьезные лица. Скорее серьезное было у участкового, а у Чернышева оно было хмурое. Потому что мысли у него были совсем не веселые. Он представлял их злобное шипение над ней. Он их даже по именам не называл – такое отвращение к ним испытывал. Представлял Веру со связанными руками и ногами. Холод, который мешает даже думать. И жажду тепла, питья, еды. Да, нарисованная им картина получалась весьма мрачной.
Павел помог Вере выйти из машины, а полицейские с Пискуновым поехали в сторону райцентра. Павел протянул Вере бутылку воды, предусмотрительно захваченную из машины. Она с благодарностью посмотрела на него. Больше всего на свете в эту минуту она хотела пить. Ее обезвоженный организм с благодарностью принимал прохладные капли. От удовольствия, а возможно, от усталости она закрыла глаза. Павел снял с себя пиджак и накинул на плечи девушки. Вначале они шли молча. Затем Вера повернулась к Павлу и прошептала:
