Тромб | страница 13
- Неужели? - засмеялась Вера Тимофеевна.
- Ты знаешь, похоже на то, - засмеялся и Мещеряков.
- В таком случае, они никогда тебе не были интересны. И я чувствовала это. И боялась, не хотела стать очередной побрякушкой в твоих руках. Вот так-то, Мещеряков, я боялась и не хотела, хотя меня и влекло, - подошла она к нему и погладила его по все еще густым, черным волосам, не часто прошитым белыми нитями седины.
Он тоже встал и снова выдохнул, удивился:
- Ох, какая ты!
- Вот такая, - она выпрямилась рядом с ним.
Он опять услышал ее чистое дыхание здоровой женщины, слегка замутненное вином, и тот терпкий, ненастойчивый, но милый запах трав своего детства, что тронул его еще в автомобиле. И не увидел, а как бы угадал прелесть ее по-девически высокой груди в разрезе этой пестрой, шелковой, что ли, накидки.
- Тебе, Дима, не годилась такая жена, как я. Тебе повезло, что ты выбрал Ингу. Или, скорее всего, она выбрала тебя. Вы ведь, мужчины, думаете часто, что именно вы сами выбираете жен. А на деле чаще всего жены выбирают вас, как... как мороженых петухов на базаре. И Инга, на твое счастье, выбрала тебя. И ты знаешь, был период, когда я возненавидела Ингу за то, что она будто отняла тебя у меня. Хотя ты никогда мне не принадлежал. И я не рассчитывала. Но все-таки я возненавидела Ингу. А потом полюбила, даже не знаю за что. Скорее всего - за твердость характера. Она чем-то похожа на Дукса. Боже мой, что я говорю, что я говорю. И зачем? Видимо, мне пить совсем нельзя. Но говорю я правду. И мне даже нравилось потом, что Инга называет тебя "мой медведь" насмешливо и влюбленно. Я примирилась с тем, что это ее, а не мой медведь. Что я говорю и - зачем? Но я надеюсь, что все это ты не будешь повторять и тебе больше не придется... Ну ладно, - вдруг почему-то оборвала себя.
А Мещерякову почему-то захотелось придраться к ее словам.
- Что не придется? Не придется мне опять переносить тебя через речку?
- Хотя бы, - снова мило покраснела Вера Тимофеевна. И усмехнулась. И, чуть отступив, быстрым взглядом окинула его, стоявшего во весь рост. - Да ты теперь едва ли и подымешь меня, Дима.
- Ну положим, - вдруг сказал он сердито. И неожиданно, может быть, даже для самого себя неожиданно, поднял ее и понес.
Она не закричала, не стала отбиваться. Она вдруг притихла как в обмороке на его руках и задышала прерывисто ему в ухо и в шею. Но Мещерякову уже не хотелось смеяться, как тогда на шатком переходе через речку Рогожки.