— Сдурела? Сдурела? Из-за кусочка плитки?
Мария не умела объяснить, что отчаяние ее — не из-за плитки, а из-за всего того, что ей эта плитка напомнила. Как объяснить, что через трещину в плитке вытекает вся горечь, все самоотречение последних лет, все напрасные усилия придать строительством дома смысл жизни. Как объяснить, что в этих стенах замурованы все воскресенья и спокойные вечера, что в этих камнях замурован и тот день, когда мог бы родиться их ребенок. Позднее сожаление придавило Марию, и она, шатаясь под этим бременем, громко всхлипывала:
— Мне жалко… как мне жалко…
— Чего?
— Жалко… мне…
— Этой плитки?
Ей вдруг захотелось схватить молоток и крушить все вокруг. Плитки, тарелки, стены, стекла. Разбей она все, ей наверняка полегчало бы — сняло напряжение. Но Мария, превозмогая себя, встала с пола.
— То-то же, — сказал Йозеф, — что за глупости.
— Не говори ничего! Пожалуйста, ничего не говори, — попросила она. И снова занялась посудой, внешне спокойная, но лицо ее покраснело от волнения и слез.
Йозеф поднялся со стула и застонал.
— Йозеф! — отчетливо послышалось снизу. Старуха, видно, подошла к лестнице и звала оттуда. — Йозеф!
Мария взглянула на мужа, тот сделал отрицательный жест:
— Скажи ей, что я не могу. Что мне нехорошо.
Никогда прежде Йозеф не поручал жене что-либо передавать матери. Мария не могла понять, что это значит.
Она спустилась на лестничную площадку. Старуха стояла под лестницей.
— Я не тебя звала! — крикнула она. — Пусть придет Йозеф!
— Он послал меня, — сказала Мария. — Он не может прийти, ему нехорошо.
Старуха смерила ее пронзительным взглядом:
— Это, уж конечно, ты ему наплакалась, вот он и не идет.
Мария с достоинством повернулась и с демонстративной легкостью поднялась наверх.
— Лгунья! — заорала старуха.
В кухню Мария вернулась уже в лучшем настроении. Йозефа там не было. Она открыла дверь в комнату. У одной стены там стоял буфет, у другой кресло, а вдоль третьей тахта. Мебель терялась в просторной комнате, казавшейся пустой без штор, без ковра и картин. Йозеф лежал на тахте, на его бледном лбу выступил пот. Увидев жену, он пробормотал:
— Плохо мне.
— Что у тебя болит?
— Все. Там внизу, — он говорил медленно, с усилием, — подо мной сломался ящик.
— Сообразил же — вставать на ящик, где сидела она!
— При чем тут она?
— А как же! Удивляюсь, как это ящик не проломился под ней?
— Сделай мне компресс.
Она приготовила компресс, но они оба не знали, куда его приложить. Болело везде. В конце концов Мария положила компресс на лоб.