снова воссоединил нас!
Гарри поднял голову и произнес:
— Дитя мое, если бы мама узнала хоть частичку того, что ты поведала мне, ее сердце не выдержало бы и разорвалось от горя.
— Если бы она была жива, милый папа, такого бы никогда не случилось!
— Это правда, — согласился Гарри, кивая. — Никто не способен заглянуть в будущее, и, когда твоя мама попросила меня разрешить ей сопровождать меня во Францию, я ведь не мог предположить, что, соглашаясь на это, готовлю ей смертный приговор, а тебе — такую страшную судьбу!
— Это не твоя вина, и ты не должен укорять себя.
Гарри Роддни вытер глаза.
— Да, дорогая моя девочка, но в одном мы с мамой все же виноваты: нам надо было открыть тебе тайну нашей семьи, как только ты достигла брачного возраста.
— Но, папа, кто мог знать, что эта наследственность скажется в третьем или четвертом поколении, — тихо возразила Флер. — Мамина кожа была бела, как только что выпавший снег, а волосы — ярче моих. Но почему, почему эта наследственность перешла через меня и сказалась в моем несчастном ребенке?!
— Только доктора и ученые мужи могут объяснить это, дорогая. Но твоя мама была права, когда сразу перед нашей женитьбой сказала мне, что нам нельзя иметь детей. И все же мы страстно желали иметь ребенка — плод нашей великой любви. И когда ты появилась на свет, все, казалось, было так хорошо. Нам даже в голову не приходило, что такое может случиться с тобой!
Флер схватила отца за руку и приложила ее к своей щеке.
— Умоляю, не вини себя. Разве я могу упрекнуть тебя и мою любимую маму во всех своих несчастьях?!
— Ты ангел, — произнес он и снова не смог сдержать слез.
— Много ли людей знали о том, что мой прадедушка был африканцем? — тихо спросила Флер.
— Об этом не знала ни одна живая душа. Только один или два человека могли предполагать это, когда мама стала маркизой де Шартелье. Из-за необычайного сходства между мамой и юной квартеронкой Фауной, которая когда-то была рабыней леди Генриетты Памфри.
Флер невидящим взором смотрела на отца.
— Мама… рабыня… о, как трудно поверить в такое!
— И все же это правда. И тебе надо всегда чтить ее память. Даже будучи совсем девушкой, отданной в позорное рабство, она смогла остаться непорочной и незапятнанной. Она отдала свою любовь одному мне. Ее брак с Люсьеном де Шартелье был фиктивным. До самой смерти она оставалась моей, моя дорогая, моя верная незабвенная жена!
Он склонил голову. Флер почувствовала на щеках слезы и, смахнув их, стала рассказывать о Певериле. Гарри внимательно слушал ее, лишь иногда кивая.
