— Шефтл… Откуда ты приплелся? — Она высунула голову наружу. — У, какие тучи! Должно быть, дождя не миновать, как ты думаешь? — озабоченно говорила она и смотрела на Шефтла.
Он подошел ближе, все еще не чуя ног под собой.
— Да, хмарит, — сказал он хрипловато. — Все небо обложило, от самой Санжаровки. Целый день парило, и коровы вот с опущенными рогами из степи шли. Да, похоже, дождь будет…
— А ведь и твой хлеб не убран, хоть и пара коней у тебя.
Шефтлу понравилось, что она заботится о нем.
— Завтра думал… Никак человека не найду, хоть разбейся. Да будто никто еще и не выходил из наших, из бурьяновских. Все равно я их обгоню.
— А Веселый Кут уже кончает, по-моему, — поддразнила его Элька.
— Пускай… Какое их там счастье ждет, еще не известно, а я пока что, до сегодняшнего дня, с белым хлебом.
Она присела на край подоконника и долго молчала, не сводя задумчивого взгляда с Шефтла.
— Значит, в колхоз ты не хочешь, а, Шефтл? — спросила она тихо. — Ну, как знаешь, твое дело. Но ты хоть осмотрелся бы вокруг, узнал бы, как люди живут. Какая у тебя радость? И ветер твой хлеб сушит, и дождь вот-вот хлынет, а в Ковалевске уже молотят зерно…
— Да что мне до них? Мне свое мило. Зачем я буду хлопотать о других? Кто обо мне-то заботится? Кто — скажи? Кабы…
Он вдруг осекся, словно побоявшись сказать лишнее.
— Шел вот, — как бы оправдываясь, добавил он, —
шел мимо… Я тут целый вечер пробегал, телку свою искал. А сейчас иду, вижу — огонь, я и подошел…
— А ты присаживайся. Что ты стоишь? — Элька подвинулась. — Посиди немного. Скучно что-то. Такая тоска у вас…
Шефтл продолжал стоять, переминаясь с ноги на ногу.
— Тоска? У нас? Мы этого не знаем. Тишина, одно удовольствие, ложись у любой канавы и спи. Все кругом твое.
— Да ты садись, все равно не спится. Я тут смотрю земельные планы: так напутано, не разберешь…
Шефтл прыжком сел на подоконник и при этом нечаянно прижался к Элькиной руке.
Она почувствовала, как по всему ее телу пробегает медленная дрожь, сладостная, томительная. Никогда еще с ней не бывало такого, никогда…
— Кто у тебя на хуторе? — тихо спросила она.
Из-под густого, спутанного чуба на нее смотрели черные, горящие, немного растерянные глаза. Шефтл точно не совсем понимал, о чем его спрашивают.
— Есть у меня мои буланые, ну, и скотина… Чего мне больше надо? Один… И годи…
— А мать?
Шефтл махнул рукой:
— Совсем уже никуда. Разве что в хате приберет, и то… А вы… а ты… ты коммунистка?
— Почему спрашиваешь?
