Какой-то потерянный он был.
Может, на самом деле все было совсем не так. Мы хотели думать, что он именно такой. Тихий и сутулый, дни и ночи работал в наушниках и переводил ньюсы.
И когда нам сказали в одно утро, что Анатолия нашли мертвым в монтажной – вроде бы сердце остановилось, мы, одно дело, что ахнули и расстроились – все-таки привыкли к нему, да и не каждый день такое происходит, чтобы человек умер прямо на работе, но главным образом причитали: что же с ним будет? Что же будет с его… телом? Куда сообщать о его смерти, и сколько времени пройдет, пока за ним приедут, а это все сейчас так сложно, живые-то еле ездят, а его – куда повезут мертвым и кто, главное?! Дети же вроде от него отказались и после смерти вряд ли озаботятся.
За этими разговорами прошло несколько дней, и мы все думали собирать деньги, что ли, чтобы его как-то… а что с ним делать, никто не знал, и тут нам сказали, что будут похороны, будут – у кого он снимал дом, тот и взялся Анатолия хоронить.
Мы пошли, конечно.
Зима была, ясное дело, снежная и холодная, я не помню, чтобы кого-то хоронили зимой и чтоб зима была приличная, а уж сырые они у нас всегда, и света же нет почти никогда – но мы уже привыкли, и пойти на похороны загадочного одинокого Анатолия было почти праздником, прости меня, Господи, потому что мы молодые и нам хочется что-то делать, куда-то ходить, а дни проходят в ожидании – дадут свет или не дадут.
И мы пошли все-все, и никто не хотел оставаться дежурить – зачем в эфир выходить, если у половины страны нет света, но все-таки пара обиженных дежурных остались, а везунчики на специальном автобусе добирались долго – оказалось, что жил он в военном городке, и мы приготовились к бедности и сиротству, потому что хоронить Анатолия предстояло нам, его единственным оставшимся друзьям.
Мы пришли и увидели, что гроб стоит посреди главной комнаты, мир вашему дому, и женщины в черном сидят вокруг – правда, тихо сидят, не голосят, а у дверей стоит хозяин – такой высокий, в длинном черном кожаном плаще, он, наверное, в молодости любил ковбойские фильмы, потому что на нем был настоящий черный «стетсон», и мы робко зашли, ослепленные светом, бьющим из его глаз.
Женщины были родственницы и соседки хозяина: жена, и сестры, и кузины, и дочери, это уж обязательно надо, чтобы всякого порядочного покойника оплакали женщины, много женщин, много женщин в черном, много скорбящих женщин в черном, и они были, и чинно сидели с платками в смуглых пальцах, и тихо переговаривались, что не повезло человеку с женой – потому что разве хорошая жена допустит, чтобы человека похоронили без нее.
