Дом заселили заводскими служащими. Первый этаж — директорская квартира (без туалета), большая комната заводского бухгалтера Зайцева с женой. Старорежимно благообразный Зайцев курил трубку с ароматным табаком. Жена его — бывшая «дама из хорошего общества» — разводила на подоконниках экзотические растения, цветы. Иногда она музицировала. Садилась за рояль — и Юра пел модный тогда романс Оскара Строка:
Ах, эти черные глаза
Меня пленили.
Я позабыть не в силах их —
Они стоят передо мной…
Второй этаж заполняла всяческая политкаторжанская шелупень, а вместе с нею и просто скобари — выходцы из псковских деревень. И еще — размножающаяся за счет вновь появляющихся рахитичных детей семья Дворяновых, а также какие-то Брумеры из Бобруйска, Медущенки из-под Полтавы и безродный Хона Дворсон.
Сонная Мотяша надела после завтрака на Юру тулупчик-поддевку, и они вышли через заводскую проходную на улицу…
С Мотяшей у него были особенные отношения.
Несколько лет тому назад мама, Лидия Владимировна, выписала ее из голодного колхоза. Тощая и испуганная городом двадцатилетняя деревенская девка откормилась и обзавелась свекольно-красными щеками и задом, про который бухгалтер Зайцев говорил, что на него можно ставить самовар с чашками.
Работы по дому у Мотяши было немного. К тому времени, когда Юра возвращался из школы, ей практически делать оставалось нечего. Они вместе обедали, после чего Мотяшины глаза соловели — и она говорила всегда одно и то же:
— Отчего солдат гладок? Поел — и набок!
Она заталкивала мальчика на большой ковровый диван. Приваливалась к Юре — и он чувствовал сквозь ситцевый халат тяжесть ее тугих грудей, живота. Мотяшины ладони и пальцы были удивительно мягки. Она играла с ним «в петушка». Раблезианская игра… Вероятно, Мотяша была девственницей. Много раз прижимала она его бедра к своему влажному лону. Что-то было. Но вонища! До конца перебороть омерзение к запахам Юра не мог ни раньше, ни теперь…
На улице светало. Громадные кони-битюги, запряженные в платформы на резиновых шинах, завозили в ворота завода горы плетеных корзин с мороженой до окаменения клюквой. Из клюквы выпаривали экстракт, который продавали в Америку.
Над проходной завода вывесили флаг. Красный с черной каймой. Такие же красно-черные, поникшие под дождем флаги висели на всех домах вдоль линии. Дворник Еремей, приятель Юры, в белом фартуке и с метлой, сказал, что убили Кирова. Бывшего «мальчика из Уржума».
Еще сказал Еремей: «Отцы наши грешили: их уже нет, а мы несем наказание за беззакония их»
