— Торием, а не радием, — печально поправил Отто Ган хромого гауптмана, интересующегося наукой. Он уже понял, какого сорта будет разговор, и в очередной раз за это утро почувствовал тоску. Гость был, без сомнения, безумцем. Одним из сотен и сотен ветеранов войны, которым четыре года на передовой окончательно свернули мозги набекрень. Все они читали газеты, были очень бедны, очень деятельны и имели в запасе массу гениальных прожектов. «Бьюсь об заклад, — подумал профессор Ган, — что он сейчас предъявит мне газетную вырезку…»
— Торием, радием… Какая разница! — отмахнулся пришелец. Широко шагая, он приблизился к профессорскому столу, небрежно отодвинул в сторону бумагу, чернильницу, лабораторную посуду. После чего развязал тесемки своей папки и высыпал на стол целый ворох газетных вырезок. Здесь были статьи из солидных еженедельников — и одновременно с этим из бульварных газетенок и журнальчиков, чуть ли не из «Люстиге Блеттер». Бумажную пирамиду увенчала та самая глупая заметка из «Берлинер Тагеблатт», которая в свое время так развеселила коллег по физическому факультету. При виде этой вырезки тоска профессора Гана усилилась. Тем более что, как он успел заметить, статья была вся исчеркана красным карандашом.
— Если вы пришли по поводу этой заметки, — поспешно проговорил ученый, — то к измышлениям корреспондента я абсолютно не причастен. Он переврал все, что можно было переврать. То, что он сообщил якобы от моего имени о природе изотопного обмена, — полная бессмыслица.
Гауптман, не слушая хозяина кабинета, приставил свою трость к столу и принялся ворошить свои вырезки. В конце концов он нашел то, что хотел, и деловито сказал:
— В вашей физике я не очень-то разбираюсь.
«Прекрасное начало разговора, — подумал Отто Ган. — Многообещающее».
— Во время войны я был простым летчиком. Бомбил позиции русских и лягушатников, — между тем продолжил визитер. — Совершенно дурацкое занятие, доложу я вам.
«Да он пацифист! — удивился про себя профессор. — А по виду никогда не скажешь…» Следующие слова гостя тут же показали, что герр Отто Ган несколько поторопился с выводами.
— М-да, в высшей степени дурацкое! — повысив голос, повторил гость. — Поражающие качества наших бомб были омерзительными. С таким же успехом можно было метать вниз мешки с овсом. Даже прицельное бомбометание почти не давало эффекта. Дюжина оторванных рук — и это в лучшем случае. В лучшем!
«Маньяк, как я и предполагал, — поставил мысленный диагноз ученый. — Как бы его выпроводить отсюда, пока он не разбушевался и не переколотил своей тростью всю стеклянную посуду?»
