— Он был огорчен этой статьей? — поинтересовался я.
— Огорчен? О нет, много чести. Немного удивлен — и все…
— Так, — пробормотал я. — Так…
Обычно я просматриваю «Московский листок», а тут закрутился со всеми партизанскими делами и несколько дней не покупал. Тех, кто не читает газет, нужно расстреливать из рогатки. Правы, правы были классики, как в воду глядели.
— Может быть, вам ее принести? — Куликов уловил раздумье в моих глазах и решил, видимо, сделать мне любезность. — Ну, газету эту. Она у меня здесь, в лаборатории…
— О-бя-за-тель-но! — сказал я по слогам. — Вы даже не представляете, какая это важная улика.
Доверчивый физик махнул мне рукой и юркнул в дверь. Ему как-то не пришло в голову, что таких улик по Москве полтора миллиона, а я не стал старика разочаровывать. В кои-то веки он решил принести пользу компетентным органам — так что же, я должен ограничивать его патриотический порыв? Пусть принесет газету. Не в библиотеку же мне за ней ездить…
Павел Валерьевич снова появился минут через десять и с чувством выполненного долга преподнес мне засаленный газетный лист; похоже, на него успели уже поставить кастрюльку или чайник.
— Благодарю, — сказал я сердечно. — О нашем разговоре — никому ни слова. Тайна следствия, сами понимаете. И если вдруг вспомните фамилию этого Валентина…
— …То непременно позвоню, — пообещал Куликов. После этого заверения он был отпущен к своему циклотрону и ушел, вероятно, с радужной мыслью о том, что ускребся от приставучего гэбиста с наименьшими для достоинства потерями. Ни хрена он не позвонит, печально подумал я. Через полчаса он окончательно придет в себя и выкинет меня из головы, как страшный сон. И будет прав, между прочим.
Я открыл машину, бросил газетный лист на сиденье, сел за руль. Очень скоро я был на Волоколамском шоссе и гнал бы дальше на приличной скорости, однако любознательность взяла свое. Очень ведь интересно, черт возьми, было узнать — что за иголка тебе, на счастье, попалась в стогу. И можно ли, черт возьми, такой иголочкой сшить это дело?..
Приткнув «жигуль» поближе к обочине, я развернул газетный лист. Статья, возмутившая господина Куликова, называлась «Кузница грома», а написала ее некая Мария Бурмистрова. Имя было смутно знакомым, однако не более того. В принципе это еще ничего не значило: из всех журналистов «MЛ» я вообще выделял для себя только троих — громкокипящего публициста Андрея Линцера, телевизионного колумниста Александра Абрамова, да еще криминального репортера Женю Кулебякина, которого, правда, иногда подводил стиль… Ладно, Мария так Мария. Просто Мария… Сойдет.
